В деревянном доме ближе к железнодорожному переезду лагерное начальство организовало клуб. Там репетировал идейно выдержанные пьесы драмкружок, проводились торжественные мероприятия, концерты самодеятельности и, по праздникам, танцы.
Тамара Александровна Акулова, в молодости Косенюк, рассказала о своем посещении этого клуба. Они с подругой познакомились с двумя парнями-энкавэдэшниками, имевшими отношение к лагерю. И те провели девушек в свой клуб на танцы. Там играла живая музыка – эстрадный оркестр из немецких военнопленных, под музыку которого приглашенные танцевали.
Надо сказать, музыканты, певцы, танцоры занимали в лагерях привилегированное положение. Брестский оркестр состоял из семи человек – солдат лет 30-35. Стариков среди них не было, виртуозов тоже, но это было необязательно. Начальству был важен факт: лагерь имел свой оркестр. Участников обеспечили костюмами и инструментами. Имелись гитара, труба, саксофон, тромбон, барабан, скрипка, а главным выступал аккордеон.
Володя Губенко благодаря приятелю побывал в клубе на некоторых представлениях. Один номер ему особенно запомнился.
На сцену выскочил бравый парнюга с тряпичной куклой в человеческий рост, накрашенной, с прической и увеличенными, так сказать, формами. Он держал партнершу за талию, а ноги были соединены, и кукла повторяла все движения. Получалось очень правдоподобно, и номер шел под восторженные возгласы обслуги и аплодисменты лагерного начальства.
Немцы вообще любители таких эпатажных штучек. Любопытный случай рассказал человек, в оккупацию живший в Червене. В канун какого-то праздника администрация вывесила объявление, что на площади состоится концерт и раздача хлеба. В назначенный час собралось чуть ли не все население.
Громадная трехосная машина отбросила борта, и получилась импровизированная сцена. Под музыку на нее вышел абсолютно голый немец с чем-то вроде медного таза на груди, а внизу болтался кусок каната, имитировавший не будем уточнять что. Немец танцевал, размахивая в такт этим самым канатом, и ритмично бил им в таз. Ждавший хлеб народ стоял ошарашенный. Долго потом в Червене это вспоминали и плевались.
Лагерная администрация имела инструкцию активно поощрять вступление военнопленных в ряды антифашистской организации. Особых обязательств такое членство не налагало, зато давало послабления.
В приказе министра внутренних дел БССР С. Бельченко, датированном 2 января 1947 года, прямо говорилось: «Обеспечить военнопленным антифашистам лучшие условия размещения и содержания, а также их правовое положение. Они должны чувствовать поддержку лагерной администрации везде и во всем».
В июне 1947 года в соответствии с директивой МВД СССР в управлениях лагерей и лаготделениях были введены должности функционеров антифашистской работы. В управлении каждого лагеря при антифашистском отделении назначались руководитель антифашистского актива, его заместитель по работе среди молодежи, организатор культурно-массовой работы, инструктор политического воспитания, в лаготделениях – руководитель антифашистского актива, старший пропагандист и руководитель самодеятельности военнопленных. В управлении брестского лагеря № 168 руководителем антифашистского актива был назначен военнопленный Ганс Альберт Бальке, заместителем по работе среди молодежи – Вернер Карл Кемпке, организатором культурно-массовой работы – Ганц-Иоахим Гуго Горник, инструктором политического воспитания – Ганц Эмиль Фогт. Все они работали под постоянным контролем администрации лагеря. Плюсы их положения: они были расконвоированы, питались по норме занятых на производстве, получали ежемесячное денежное содержание по 100 руб. в месяц.
В июне 1947 года УПВИ организовал при политотделе трехмесячные курсы антифашистов с набором 200 человек. Курсы готовили идеологические кадры для работы как в лагерях, так и с населением по возвращении в Германию.
Василий САРЫЧЕВ
(Продолжение следует)
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.