ИСТОРИЯ ИВАНА СЕДУНА. Часть 8. ПЛОВЕЦ ПЕХОТНОГО ПОЛКА
Приход Красной армии застал меня под Кобрином. Сняв знаки различия, я в колонне беженцев двигался по шоссе в направлении Бреста, ничем не отличаясь от простого солдата. По шоссе двигались в направлении Бреста много беженцев и солдат польской армии. В Брест пришел затемно. На каждой улице встречал полевую жандармерию и немецкие патрули, которые требовали назвать национальность. Я отвечал: белорус, и меня с ехидным смешком отправляли домой: «Нах хаузе до матки».
Так я дошел до своего дома в Граевское предместье. А там двери выломаны, дом пустой. Переждав ночь, утром пошел к соседу Панасюку узнать, что с семьей. Когда немцы заняли Брест, они вламывались в дома и, если находили одежду польского солдата, могли спалить хату. Мой дом уцелел благодаря Панасюкам — там мать, хорошо говорившая по-немецки, попросила, чтобы дом не палили: огонь мог перекинуться и на их строения. Жену и детей родственники погрузили на подводу и увезли к себе в деревню. Я их разыскал.
Сразу по возвращении я пошел на биржу труда, которая находилась в бывшей городской управе. Там была громадная очередь из жителей города, в основном еврейского происхождения, желавших получить работу. Не становясь в очередь, я в форме польского войска, невзирая на крики из очереди, прошел в комнату уполномоченного по трудоустройству по фамилии, кажется, Каплан.
Он был удивлен смелым поступком, а может, озадачила форма. Уполномоченный поинтересовался, знаю ли я русский язык. Когда я сказал, что учился в русской гимназии и что профессии, кроме военной, у меня нет, он выписал направление в горфинотдел для использования на финансовой работе. Временный заведующий финансовым отделом после краткого со мной разговора назначил инспектором по налогам. С этого дня началась моя трудовая деятельность на гражданке.
В январе 1940 года меня на 5 месяцев призвали на переподготовку в Советскую армию и назначили в 11-й батальон ВНОС (войска воздушного наблюдения, оповещения и связи. — В. С.). По окончании мне присвоили воинское звание старшины.
В 1941 году меня вторично призвали в ту же часть – тоже на 5 месяцев. Поставили обучать строевой службе новобранцев батальона, в основном из южных республик. Разбив подразделение на группы, я в каждой поставил младшего командира.
Один младший командир подошел ко мне и стал жаловаться, что новобранцы его не слушаются, не выполняют указаний. Я подошел к бойцу, узбеку по национальности, который особенно отличался упрямством, и принялся втолковывать, что в армии должна быть дисциплина, а ты стоишь передо мной не солдат, а упрямый осел, рязанская корова.
Часа не прошло после занятия, как меня вызвал командир батальона. Одевшись по форме, я явился в канцелярию и доложил о своем прибытии. Комиссар батальона с порога стал меня ругать за нетактичное обращение с бойцом: «Здесь вам не польская армия!»
С этого дня я был отстранен от всех занятий, было изъято личное оружие. Я не имел права уходить из расположения казарм, т.е. был подвергнут казарменному аресту. На второй день выяснилось, что на меня готовят материал в военную прокуратуру для военного суда, а это не меньше пяти лет заключения.
Через два дня в роту зашел командир батальона и, поздоровавшись мимоходом, заметил, что мне повезло. Он дал распоряжение построить роту для зачтения приказа. Это был приказ министра обороны маршала Тимошенко, назначенного вместо Ворошилова. В приказе было уделено много внимания воинской дисциплине как в казарме, так и на улице. Все младшие чины должны приветствовать старших согласно уставу строевой службы. Особое внимание обращалось на строевую подготовку. В отношении нерадивых и отказывающихся подчиняться солдат надлежало применять все наказания, предусмотренные уставом.
Этот приказ меня фактически спас.
В том же 1940 году в Бресте провели паспортизацию населения. Всем, кто, по мнению властей, был неблагонадежен, паспорта не выдавались: таких либо вывозили всей семьей в глубь СССР, либо распоряжались, что люди должны самостоятельно покинуть Брест и поселиться не ближе определенного расстояния. Я сдал метрические выписки жены и свою в комиссию по выдаче паспортов при НКВД. Явиться для получения паспорта надлежало через месяц.
И вот мы с женой идем за новыми, советскими паспортами. У начальника по выдаче, спросившего фамилию, достаем только паспорт жены. Моего паспорта нет, значит, мне в лучшем случае придется оставить Брест. Пока я стоял ошеломленный около барьера, зазвонил телефон. Начальник снял трубку, и я услышал свою фамилию. Я испугался: значит, сошлют в Сибирь… Но начальник кладет трубку и, переспросив у меня имя-отчество, интересуется, служил ли я в 82-м полку пехоты польской армии. Я упавшим голосом подтверждаю. Он вынимает из стола чистый бланк паспорта, заполняет и вручает мне паспорт со словами: «Ты в рубашке родился…»
Оказывается, в крепости разбирали бумаги военной контрразведки Войска Польского и наткнулись на мое личное дело со всеми их наблюдениями и пометкой «неблагонадежный» — такого можно оставить на жительство в Бресте.
В мае 1941 года я освободился с военной службы и продолжал работать инспектором по налогам.
Василий САРЫЧЕВ
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.