Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4
После Победы жизнь в Мартуке легче не стала. Промышленности в райцентре не было – железная дорога да артели. На номерном заводе в Актюбинске эвакуированных отпустили, людей поубавилось, и возить махорку за 80 км к проходной стало невыгодно. Держались тем, что мама шила частные заказы.
Валя (на снимке слева) старалась вносить свою лепту: после уборочной ходили с девочками собирать колоски. А еще ловили сусликов. Нор по полю великое множество, из приспособлений – мешок да ведро воды. Ведро несли по двое, обнаружив норку, зачерпывали кружку и лили. Суслик вылезал на поверхность – а тут мешок. Дома это был деликатес. Мясо.
Угол снимали у украинки. В меньшей комнате жила хозяйка, большую сдавала. Постояльцев было как тараканов. На огромном кованом сундуке, какие раньше давали невестам, спала полька, мужа расстреляли в катынских лесах. Русского языка она не знала, но мама говорила по-польски. Еще были татарка с дочкой, в сенях обретался еврей Изя. Жили между собой дружно, под конец войны проводили Изю в армию.
Хозяйка, вдова за шестьдесят, имела 18-летнюю дочь и двух сыновей, красивых молодых лейтенантов. После окончания училища одного отпустили повидаться с матерью и отправили на фронт. Валя любила перебирать на чердаке их дребедень – камешки, перья, старые пеналы.
В Мартуке Валя пошла в школу. Писали на газетах. Чемоданы, с которыми ехали в Казахстан, оказались выстланы польскими газетами – мама их разгладила и сшила тетрадки, одну для арифметики, другую для письма. Чернила делали из покупного порошка. Валя выводила пером поверх газетных строк здоровенные, как лошади, буквы.
Во втором классе случился праздник: мама чуть разжилась деньгами и купила на базаре тетрадь и самодельный карандаш, с одного конца красный, с другого синий. Тетрадь разделили наполовину: шесть листов на письмо, шесть на арифметику.
В Мартуке было много поляков, их тоже вывезли до войны примерно в одно время с Шестаками. Они организовались в диаспору и получали помощь от союзников и Красного Креста. Когда стало совсем невмоготу, маме подсказали, что в Актюбинске есть польская школа и дети, кто в ней учатся, имеют вспоможение.
И мама определила Валю в Актюбинск.
Договорилась с какими-то знакомыми, и Валю оставили, спала под столом на своем пальто, другого места не было. В семье были два взрослых сына, один со сдвигом, жил на иждивении. Валя сколько там жила, тряслась по ночам, что придет дурной и ее задушит…
Польского не знала, слышала только, как мама общалась с пани. В школе было тяжело – ни ответить, ни пообщаться. Сидела, мало что понимая, дети над ней смеялись, но приходилось терпеть.
Пережила неделю, пока внесли в списки. И Вале дали помощь – сухое молоко, яичный порошок, халву, которая особенно потрясла, не знала ее вкуса. Дали два верблюжьих одеяла, по-польски «два коца», коричневое и цвета хаки.
Девочка все это сгребла и уехала к маме. Оказалось, ей не надо возвращаться, польские дети получали помощь и в Мартуке, а Валя – в списках! Не смотрели, какой ребенок национальности: раз в этой школе, дышит на Польшу.
В сорок шестом появилась возможность вернуться. Поляки засобирались в Польшу, дядина семья – на Украину. А маме с Валей и старикам брат, работавший счетоводом на Брест-Полесском, выхлопотал возвращение в родные места.
Из вещей взяли необходимое. Прямого сообщения не было, прыгали с поезда на поезд, где пассажирский, где товарный – любой западного направления. Мама меняла на еду одежду.
Девочке запомнился Мичуринск (Тамбовская область), город очередной пересадки. Взяв на обмен юбку, мама отправилась с Валей на рынок. А там яблоки! Девочка остолбенела: в Казахстане они не росли. Были дыни, арбузы, а яблок – нет. Смутно помнила из раннего детства. Лежали упавшие вдоль дороги, мама подняла несколько штук: «Ешь! Это можно!» Потрясенная Валя все переспрашивала: «Они растут просто так? И их никто не берет?!»
В разбитом Смоленске перрон из живых сосновых досок, пружинили под ногами.
Мама с дедушкой ушли что-то сбывать, а Валя с бабушкой сидели на узлах.
Подошел мужчина непримечательной внешности, вынул ножик и стал резать дырку в узле. Происходило за бабушкиной спиной, девочка открыла рот, но незнакомец выразительно провел ногтем по горлу.
Узел был огромный, и вор резал дальше, знаком приказал Вале говорить с бабушкой, отвлекать. Что-то вытянул и ушел, рукой помахал напоследок.
Вернувшуюся маму огорошила:
— Приходил вор и что-то у нас украл.
— Что ж не кричала?!
— Он показал, что голову отрежет.
Дорога домой заняла 27 дней. В Валины обязанности входил кипяток, спешила с бидончиком на больших стоянках. На станциях так и было написано крупными буквами: «Кипяток». Туда все бежали, по десять-пятнадцать человек стояло в очереди. Раз еле успела к отправлению, люди из другого вагона подхватили и отвели к маме.
В конце августа износившиеся и отощавшие путешественники ступили на перрон брестского вокзала.
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.