В первое утро войны бежавшие через Мыкшицы бойцы несли раненого и бросили на краю деревни.
Лежал посреди дороги, истекая кровью, стонал и просил воды. Крестьянки догадались не давать пить, только смачивали платком губы. Куда девать раненого, не знали. Подбили мужичка побойчее пойти к немцам с просьбой определить в лазарет. Десятилетний Миша Карпук с приятелем увязались следом.
Неподалеку немцы копали какую-то траншею, мужчина стал им объяснять. Один выбрался, опершись на лопату, и красноречиво показал на дно ямы: несите сюда, самое место…
Так ни с чем и вернулись.
К вечеру Мишина мама не выдержала и скомандовала перенести бойца в их хату, отец дал солтысу расписку. Лечили по-разному, мать зашептывала – и выходили молодого азербайджанца Ахмеда Айдинова, о нем еще пойдет речь.
Война войной, а надо кормить скотину. И на второе утро Миша погнал на пастбище четырех коров и теленка. Несколько километров по гостинцу из Высокого на Рясно были всегда в удовольствие – неспешно, давая пощипать травку на откосах. Но теперь перли немцы, огромная армада растянулась на добрые две недели. Где не машины – двуколки на высоких колесах. Тащили могучие битюги, не сравнить с сибирскими лошаденками Красной армии – мужики смотрели и не верили, что найдется сила, способная эту мощь остановить.
На гостинец не вбиться, гнал коров вдоль по полю, по обочине. До сенокоса два моста через Пульву – вот где загвоздка: весь поток должен был как-то влиться в горлышко бутылки. Мальчишка со своим мини-стадом стоял в нерешительности, пока регулировщик не махнул: проходи быстро! Назад исхитрился проскочить сам, по откосу, немцы над ним хохотали.
Полон приключений был тот поход.
По дороге километрах в полутора от Высокого в кляшторе до войны стоял батальон связистов. После них остались матрацы, одеяла, белье, всяко-разное имущество – было чем поживиться. Когда еще такой выпадет случай – народ побежал грабить. Заразительно оживленная толпа, Миша тоже не удержался, оставил коров на обочине.
Вдоль железки тянулись дома колонистов-осадников, кого не вывезли в сороковом. Один из них, бойкий, решил, видно, поживиться на «лапотниках». С паршивой овцы хоть шерсти клок: колонист влез на лестницу над воротами кляштора и давай лупцевать палкой входящих по плечам, по рукам – требовал плату. Деревенские возмущались, но сбросить наглеца не решились.
Показался немец на мотоцикле, и люди ему пожаловались. Того долго просить не пришлось: велел осаднику слезть, расстегнул кобуру и выстрелил! На месте, наповал. Народ оторопел: думали, отчитает, ну зуботычину даст, но чтобы так…
Мишка обратно к своим коровам, они к забору отошли, где трава хорошая, – и видит: два немца, здоровые парни, крутят теленка за рожки, недавно только появившиеся. Мальчик подскочил: дядьки, вы чего! – а ему грозно: «Вэк!»
Оглянуться не успел, они ловко телка укокошили. Отхватили ножом часть окорока, остальное оставили – и ушли.
А коровы от запаха крови как взбесились: ревут во всю глотку, гребут копытами землю. Насилу укротил, отогнал к ольшанику, чтобы запах не слышали – и там с раздутыми ноздрями стоят, дышат, дышат.
А надо как-то домой гнать. Сюда по течению «армады» шел, а назад – надо против. Подогнал к мосту, а немцы навстречу, конца-края нет. Коровам уже на дойку пора, некогда раздумывать. Поймал маленький интервал и прошмыгнул со скотиной под немецкий рогот. Пробежали мост – и по откосу вниз снова в поле…
Вернулись домой, а в деревне все знают, что произошло, спрашивают подробности. Отец долго сидел, ничего не говоря. Сосед пытался его растрясти: Андрей, мясо хоть иди забери. Отец поднял голову и выдавил: «Хай подавятся!»
Скоро в семье появился и второй окруженец: немцы разрешали держать в качестве батраков. Ранен был в левую руку, сквозное ранение. Миша увидел его на крыльце госпиталя: молодой боец сидел и плакал. Мальчик спросил про него доктора пани Гвоздовску – сказала, выздоравливающий, заберут обратно в лагерь.
Мише стало его жаль, и он уговорил маму взять еще одного. Так в семье появился Саша Шурин, душевный парнишка из-под Пскова. Какие батраки – вместе работали, ели из одного чугунка.
Пробыли с полгода. В середине апреля немцы этих зарегистрированных пленных всех разом из деревень по списку и изъяли. Собрали в Высоком, а оттуда – на станцию и в сторону Германии. Мама успела пошить на Сашу брюки, схватила кольцо колбасы и догнала колонну по пути на станцию.
Всю оккупацию вестей от них не было. И вот в апреле 45-го пришло письмо из-под Москвы: Ахмед Айдинов просил отца написать письмо на имя майора НКВД. Требовались подробности, как и в каком состоянии он к ним попал.
Отец все сделал, и спустя какое-то время пришло еще одно письмо: вы спасли мне жизнь в 41-м и сейчас тоже…
А в конце лета отписался и Шурик: опустил письмо во Львове проездом из Германии…
(Продолжение следует)
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.