В марте прошлого года Указом Президента Республики Беларусь эта дата была объявлена Днём всенародной памяти жертв Великой Отечественной войны и геноцида белорусского народа. По традиции в этот день пройдет репетиция «последнего мирного дня», реконструкция штурма Брестской крепости, иных пограничных боев. Однако большинство переживших войну вспоминают этот день не как начало героических боев. А как день, который разделил их жизнь на до и после.
Тогда они еще не знали, как сильно изменит этот день их судьбу, но уже чувствуется, что надолго. И чем дальше во времени эта дата уходит в прошлое, тем меньше остается людей, которые помнят, что было в этот день. Или которым рассказывали их родственники, пережившие войну. Ведь этот день в СССР проходил, как правило, без официальных мероприятий. Только фильмы о Великой Отечественной шли по телевизору, да ветераны собирались на кухне за столом. И вспоминали – начало войны (если запомнили), и свой путь в ней, и тех, кому пережить её было не суждено.
Мне повезло. Мои дедушка и бабушка по отцовской линии хорошо запомнили 22 июня 1941 года. Мой дед, Олег Ефимович Иванов, утром того дня жил в Бресте. 83 года назад это было воскресенье. Тоже выходной день, только тогда он был единственным нерабочим на неделе, а потому очень долгожданным. Но, видимо, еще и сильно тревожным.
По воспоминаниям деда, прадед мой Ефим Лукьянович Иванов был депутатом горсовета, работал в Брестском областном союзе лесохимической и деревообрабатывающей промысловой кооперации (обллесдревхимсоюз). До войны стал членом партии. Он приехал сюда с семьей из Витебска по направлению для налаживания советского строя в новом областном центре БССР. Жили в доме в районе улицы Широкой (ныне бульвар Космонавтов), квартиру, вероятно, дали как служебную, потому как прописка у них сохранялась прежняя, витебская.

Когда 22 июня утром начался обстрел города, как вспоминал мой дед, отец сразу велел всем собраться и, уже когда было достаточно светло, в районе семи часов утра вывел всех к Кобринскому мосту. 15-летний пацан хорошо запомнил, как горела нефтебаза возле него (была когда-то на улице Нефтяной), но сам мост был цел. И что стрельба была не только в стороне крепости, но и в городе. По Суворовскому мосту и железнодорожному мосту «Ковель» двигались танки из 22-й танковой дивизии. Её основные части должны были выдвинуться в район Жабинки по Московскому шоссе. Вместе с танками уходили и грузовые машины. Вот в одну их них и была посажена семья Ивановых. Она не была единственной такой. Из города уходили и другие, кто знал про особое отношение местных к «восточникам». А прадед, переживший Гражданскую, видимо, хорошо помнил, во что оно может превратиться в период временного безвластья в городе. Ведь в это утро командира упомянутой дивизии пытался убить человек в форме младшего лейтенанта (его застрелили бойцы караула). И был ли покушавшийся немецким диверсантом, или их пособником из числа своих, никто не разбирался. На грузовике с танками до Жабинки и доехали. В сопровождении немецких самолетов…
Для моей бабушки, Веры Хаимовны Корензаер, этот день в Канске (город в Красноярском крае) был 16-м днем рождения. Должен был приехать на именины из Красноярска старший брат Борис. К тому же в этот день был в школе выпускной. Она вспоминала, что уже в полдень по радио перестали передавать обычные новости – заиграла музыка, предупредили, что будет важное сообщение. Это заставило родителей держать окна открытыми, чтобы слышать уличный репродуктор. А потом, в четыре часа, по радио стали передавать обращение Молотова (оно транслировалось в 12.15 по московскому времени, с Канском разница плюс четыре часа). Так они и узнали, что началась война с немцами. Обычное расписание поездов в тот же день отменили, и брат приехать не смог. Выпускной вечер, конечно, не состоялся, люди были подавлены. Многие в Канске еще помнили Первую мировую, из-за которой они (как и семья моей бабушки) оказались в эвакуации в Сибири. А тут еще ночью случился пожар на спичечной фабрике. Бабушка хорошо запомнила это неординарное для маленького городка событие сразу после начала войны (хотя могла и ошибаться с точной датой).

А потом была мобилизация. Прадед был прописан в Витебске и подлежал призыву именно там. Потому семья из Жабинки ехала на перекладных в свой прежний дом. Но надолго задержаться в Витебске было не суждено. Уже в начале июля войска вермахта выходили к водоразделу рек Западная Двина и Днепр, чтобы начать новое наступление на московском направлении. Город оказался под ударом. Отправив семью в эвакуацию дальше на восток, прадед пошел в военкомат и получил назначение политруком в 690-й стрелковый полк 126-й стрелковой дивизии, которая к тому времени закрепилась на берегу небольшой реки Дисна после отступления из Литвы. С ней он, вероятно (точных данных в архивах пока не обнаружено), участвовал в обороне Полоцка и первом освобождении города Великие Луки (21-23 июля 1941 года, удерживался до конца августа). Пропал без вести в октябре 1941-го, когда дивизия была в восьмой раз окружена.
Семья Ивановых эвакуировалась в Башкирию, в деревню Туймаза, куда в конце 43-го пришло извещение из Москвы о пропаже без вести Ефима Лукьяновича. Только с 44-го года прабабушке стали платить пенсию по потере кормильца. А поскольку было голодно, дед в 16 лет сел за руль трактора. Как и многие в эвакуации и в Башкирии. Голод часто «травили» крепким табаком. Мой дед до конца жизни курил только папиросы «Беломорканал» без фильтра…
Брат моей бабушки, Борис, 28 декабря 1941 был призван в формировавшуюся тогда во второй раз в Красноярске 301-ю стрелковую дивизию, которой с февраля 1942 года командовал полковник Пётр Иванович Иванов (вот ведь как в истории бывает). Дивизия была отправлена в состав 21-й армии на Юго-Западный фронт, где в июне-июле была разбита 6-й армией Паулюса в районе рек Северский Донец и Оскол. Там предположительно и пропал в августе 1942 года без вести мой двоюродный дед (сведений о его гибели нет. После войны его разыскивала жена, и в 1959 году ей дали справку с анкетой, где посчитали его возможно погибшим).
Бабушка выучилась на медсестру, приехала в Брест по распределению уже после окончания войны. Немногим раньше сюда первым из семьи вернулся мой дед. Познакомились в госпитале, где работала Вера Корензаер. В 1948 году она стала Ивановой. Примерно в то же время в город вернулись остальные Ивановы. В том числе и Ефим Лукьянович, который, как оказалось, в октябре, при выходе из окружения, попал в плен. При отходе спрятал свой партбилет, что спасло жизнь: его поместили в лагерь для пленных. Бежал на восток, поймали, вернули в лагерь. Снова бежал, уже в Витебск. Там долго прятался, но кто-то из местных полицейских его узнал и сдал. Прадеда арестовали, но не расстреляли, а отправили в Германию на принудительные работы. Там он и был до конца войны. Когда вернулся, пытался в лесах Новгородчины и Псковщины, где вел бои в окружении его полк, найти партбилет. Не смог. Поэтому после войны его в партии уже не восстановили. В пятидесятые его отправили работать в Богушевск директором лесопильной фабрики. Вместе с ним поехали в Витебск, где были прописаны до войны, все Ивановы, кроме моего деда с бабушкой. Им достался небольшой дом на улице Рабочей (сейчас на её месте здание 15-й школы, а остановку «ул. МОПРа» старожилы иногда называют «Рабочей»).
А как в ваших семьях 22 июня 1941 года разделило жизнь на до и после? Что в ваших семьях было в этот день? Давайте вспомним в эту субботу вместе.
Максим ИВАНОВ
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.