Тришинский ветеран, заслуженный педагог Михаил Емельянович
Шумко, призванный на фронт сразу после освобождения Бреста, как-то описал мне немецкий
блиндаж, в который ворвался в ходе январского наступления 1945 года. В
сравнении с нашими землянками там был комфорт: настил из досок, реквизированные
подушки, перины. На столике стояла картонная елочка из двух скреплявшихся накрест
частей.
Та наштампованная в Германии рождественская картонка, призванная
поднять пошатнувшийся дух солдат, натолкнула меня на тему. Гремела война со
всеми трагедиями и вошедшими в обыденность невзгодами, а время бесстрастно
текло, сменяя лето на зиму и перелистывая календарные даты.
Аркадию Моисеевичу Бляхеру, призванному в 1941 году вскоре после
окончания школы, выпали четыре фронтовых Новых года. Первый из них он встретил
на копке противотанковых рвов. Подразделение стояло по квартирам в небольшом
населенном пункте между Казанью и Ульяновском, на объект ходили за пять километров.
Работали тяжело, возвращались уставшие, голодные, съедали весь дневной паек и
падали по кроватям. 31 декабря ничем не отличалось от других дней – так же
устали, рано легли и только утром напомнили друг другу, что наступил Новый год.
Год 1943-й Бляхер встретил при совсем невеселых обстоятельствах
– закованным в гипс. 30 ноября 1942 года в бою под Сталинградом лейтенант был тяжело
ранен с контузией, и его месяца полтора перемещали из госпиталя в госпиталь. Первым
был ПМП – передовой медицинский пункт, он же медсанбат 278, приспособленный в
бывшей школе на одном из хуторов. Санинструктор батареи сочувственно расспросил
вынесенного из боя раненого, что и как болит. Потом трех тяжелых положили в
кузов грузовика и отправили в медсанбат. Дорогой прилично замерзли, хоть Бляхер
был в валенках и меховом жилете. Шофер долго плутал по ночной степи с
выключенными фарами, а температура минусовая, лежал снег.
Привезли в Камышин в тыловой эвакогоспиталь № 1588 (не
последний в его излечении: следом был эвакогоспиталь г. Энгельса). Зафиксированный
в гипс с закрытым переломом поясничных позвонков Бляхер был лишен всякой возможности
вставать.
Рядом была койка полулежачего младшего лейтенанта. Обоим в
госпитале выдали жалованье по тыловой норме. На фронте плюсовались 25 % полевой
надбавки, 50 % гвардейской – в итоге выходили две зарплаты (в одной из
следующих глав мы попробуем сравнить размеры вознаграждения в советской армии и
вермахте). А здесь голый оклад, на счет ничего не зачислялось, и на родителей
«аттестат» еще не успел оформить, недолго воевал до первого своего ранения. На
практике обстояло так: начфин раз в месяц выплачивал по выданной в части
расчетной книжке.
В эвакогоспитале Бляхеру выдали оклад командира взвода – 675
рублей. Негусто с учетом того, что буханка хлеба на толкучке стоила 500 рублей,
но к празднику деньги были кстати. Сложились втроем, соседи по койкам, попросили
сестричку, и та принесла не водку – «сырец», как говорили местные. Было это уже
1 января, ночью наступления Нового года не дожидались.
Медицинское начальство распитие не приветствовало, поэтому дождались
конца обхода, и уже перед обедом… Аркадию Моисеевичу запомнилось ощущение
после той выпивки: не приятный хмель, а неведомая раньше одурь.
Сказать откровенно, вчерашний выпускник относился к спиртному
настороженно и фронтовые сто граммов пил, чтоб не быть белой вороной. Твердил
себе, поднимая стакан: сейчас наберусь смелости… Камышинский «сырец» был для
него данью традиции. В другом госпитале в Калаче тамошняя сестричка, принесши
Аркадию в приливе чувств неучтенного спирта, была сильно удивлена отсутствием
энтузиазма. Употреблять наравне с другими он научится только после Победы во
время оккупационной службы в Германии.
Фронтовики постарше это дело любили, многие с нетерпением
ждали фронтового «подвоза». Пехотным частям, рассказывают, счастливилось попадать
на цистерны со спиртом, их простреливали и подставляли котелки. Такие предания
смаковали, передавая из уст в уста.
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.