Между Европой и Евразией

Чем запомнился июнь:

1. Визитом А. Лукашенко в Киев.
2. Саммитом «восьмерки» в Северной Ирландии.
3. Инициативой Госдумы в области истории.

Визит А. Лукашенко в Украину носил блицкриговый характер.
Все произошло быстро и без видимых проблем. Тем не менее подписан долгожданный
Протокол о демаркации белорусско-украинской границы, судя по всему, найдено
некое решение по проблеме оспариваемого долга украинской стороны в размере 134
миллионов долларов США, соблюдены все дипломатические приличия, присущие
официальному визиту. Не было и скандалов, если таковым не считать попытку
активисток движения «Femen» прорваться к резиденции белорусского президента и
продемонстрировать свои несомненные женские достоинства.

Выбор Украины

Стоит выделить три основные позиции по итогам посещения
белорусским лидером Украины. Первая, которая заметна во всех без исключения
визитах такого рода: открыто протекционистский, прагматический характер встреч
и переговоров. Задачу, которую президент нашей страны ставит перед дипломатами,
– продавать белорусскую продукцию – он берет и на свои плечи. Далеко не
случайно одним из вариантов решения проблемы украинского долга называют
возможность открытия украинского рынка для белорусской сельскохозяйственной
техники. С решением этой задачи связано и приглашение украинских специалистов
для помощи белорусским атомщикам в освоении новых специальностей для
Островецкой АЭС. «Братской» риторики в советском духе было немного, и она не
пользовалась популярностью.

Вторая – это, вне сомнений, лоббистские усилия по
привлечению Украины в Таможенный союз, желание преодолеть колебания нашей соседки
между Востоком и Западом, причем в пользу именно евразийских перспектив. Здесь,
как можно было заметить, результаты непонятны, точнее, Виктор Янукович приятно
улыбался, кивал головой, но никаких реальных шагов с его стороны мы не увидели.
Правда, возникает такое чувство, что и ждать пока ничего особенно не стоит в
связи с тем, что сама Украина очень сложно, даже болезненно приходит к тому или
иному геополитическому выбору. И причины этого очевидны: слишком велик разброс
мнений среди представителей украинской элиты, да и среди широких масс тоже.

Третья позиция связана с политическим контекстом: Украина по
мере сил готова продвигать наши интересы в Европе, а желание «продавить»
европейское направление в отечественной внешней политике сейчас особенно заметно.
В. Янукович обещал «помочь» со вступлением Беларуси в ВТО, говорил о важности
совместных инициатив на европейском направлении, словом, это еще один шанс, еще
одна попытка добиться паритетных отношений с Европейским союзом и при этом уйти
от пропагандистского клейма «последней диктатуры Европы».

Бои за Сирию

Состоявшийся в Северной Ирландии саммит стран, входящих в
«восьмерку» ведущих держав мира, показал, что вопрос о Сирии – это не просто
проблема применения химического оружия, не только решение судьбы Б. Асада и его
клана и даже не задача нейтрализации террористов разного рода. Попытки мирового
сообщества решить сирийскую проблему напоминают, если прибегнуть к исторической
аналогии, безуспешные стремления дипломатов первой половины ХХ века дипломатическими
средствами остановить Вторую мировую войну. Сейчас, как и тогда, есть опасность
перерастания локального конфликта в крупную международную бойню со столь же
непредсказуемыми последствиями. Как и тогда, сегодня существует разное
понимание способов и средств для предотвращения этой бойни. Причем
знаменательно, что с одной стороны, как и в 40-х годах прошлого века, выступает
прежде всего Великобритания, а с другой – Россия. Как и тогда, сегодня можно
говорить о попытках «умиротворения» агрессора, кем бы этот агрессор ни был
(либо это сам Б. Асад и его сторонники, либо оппозиционные бандитские
формирования). Поэтому и появляются опасения, что «борцы за демократию»,
которых «умиротворяют», могут легко повернуть оружие против бывших
«умиротворителей».

Б. Обама на саммите чем-то напоминал своего довоенного
предшественника, президента Рузвельта. Так, для обоих первоочередными были
интересы американских налогоплательщиков, а не чреватые большими финансовыми
потерями войны за демократию. Оба осознавали имиджевые потери в случае прямого
участия в войне, и гибель американских парней для них не была пустым звуком. И
премьер Великобритании Кэмерон был похож своими действиями на Невилла
Чемберлена, премьера страны в предвоенные годы. Правда, до соглашения,
подобного Мюнхенскому, дело все же пока не дошло.

В этом контексте закономерна еще одна параллель: а можно ли
говорить хоть о какой-то схожести президента Путина и генералиссимуса Сталина?
Если вести речь о том, что Россия (СССР), как правило, всегда была либо в
одиночестве, либо в меньшинстве в рамках противоборства с Западом, то да,
похож. Если говорить о жестком отстаивании своей позиции, несмотря на упреки в
недемократизме и пренебрежении правовой традицией Запада, то сходство вообще
абсолютное. Если рассуждать о достижении национальных целей с помощью разного
рода средств, в том числе и макиавеллистского характера, то и здесь можно
заметить элементы тождества.

Надо лишь помнить, что и в первой половине ХХ века, и
сегодня идеологические разногласия играют второстепенную роль, сколько бы по
разную сторону баррикад ни размахивали лозунгами и флагами. На первом месте –
геополитические интересы, понимание перспектив развития мира, борьба за
инициативу, за сферы политического и экономического влияния. И именно по этим
соображениям Сирия все же обречена.

История как оружие

Парламентарии Латвии приняли закон, согласно которому
советская символика попадает под полный (фактически) запрет. В этом решении, в
принципе, нет ничего нового, за исключением одного обстоятельства. Так уж
совпало, что в эти же дни российские парламентарии внесли на рассмотрение
Госдумы законопроект, предусматривающий уголовное наказание за отрицание или
одобрение преступлений нацизма и нацистских преступников и признание
неправомерными действий антигитлеровской коалиции. Возможно, это случайное
совпадение, однако нет ничего случайного в том, что российский «ответ
Чемберлену» принял именно такую форму.

Дело в том, что нацизм, а также советское прошлое и
соответствующая идеология сегодня выступают в форме принципиально нового
«исторического» оружия, при этом бои носят не менее ожесточенный характер, чем
на реальной войне, а потери воспринимаются столь же болезненно и ощутимо, как и
битвы при Сталинграде и форсировании Ла-Манша.

Причем апелляции к решениям Нюрнбергского процесса, давшего
правовые и политические оценки как фашизму, нацизму, так и действиям конкретных
лиц, во внимание принимаются мало. И понятно, почему: история историей, а
конкретный интерес прагматичен и актуален. Никто ничего не забывает, все
твердят о поиске «национальной» правды и заявляют об актуальности
«национального» прочтения прошлого. В этой ситуации основные вопросы
затрагивают две проблемы. Во-первых, в чем сущность нашей собственной
исторической правды и, во-вторых, не получается ли, что критерий нового
«разделения» человечества лежит в области именно отношения к истории?

Понятно, что эти вопросы не имеют однозначных ответов, тем
не менее белорусское общество в целом нашло свои оценки и характеристики:
достаточно вспомнить недавние события в Брестской крепости, прошедшие 22 июня,
чтобы понять: если поставить знак равенства между защитниками своей Родины и
теми, кто ночью напал на них, убивал женщин и детей, то это не просто
оскорбление их памяти. Здесь уже речь идет о подрыве всех нравственных
ориентиров, когда стирается грань между добром и злом, а прошлое превращается в
тот меч, который может обрушиться на голову современников. Наверное, можно
бесконечно спорить о том, кто и что сделал когда-то плохо, а что хорошо. Но
есть некая грань, которую переходить нельзя. Те, кто пытается поставить знак
равенства между действиями СССР и фашистской Германии, эту грань переходят.

Всемирный конгресс русской прессы

В Минске гостил Всемирный конгресс русской прессы, перед
участниками выступил А. Лукашенко с речью программного, можно сказать,
философского характера. Здесь обсуждалась и судьба русского языка, и русской
литературы, и вопрос о свободе вообще и свободе слова в частности, то есть, что
ни тема, то площадка для спора. Затрону лишь одну проблему, обозначенную
руководителем страны как «русская цивилизация». Было заявлено, что все мы
относимся к русской цивилизации в самом широком смысле этого слова. То есть все
мы вышли из этой цивилизации, как сама русская литература – из гоголевской
«Шинели». Признаю, что полностью разделяю этот подход, но здесь есть вопросы
такого характера: а есть ли тогда цивилизация белорусская (ведь мы строим
национальное государство), как быть с цивилизацией европейской (к которой мы
тоже себя причисляем), и вообще – не слишком ли много цивилизаций?

Разговор о русской цивилизации не исключает строительства
национального государства, но лишает возможности сделать акцент исключительно
на «белорусскости». А нужно ли это? Принадлежность к русской цивилизации не
закрывает нам путь в Европу, но сразу же обозначает приоритеты. Более того, на
нас тут же распространяется двойственный подход Европы к русской цивилизации
(чем-то восхищаться, но больше бояться и держаться на дистанции). Разнобой
мнений здесь велик. Когда-то известный публицист, ученый Н. Данилевский написал
работу «Россия и Европа», где расставил все мыслимые акценты: и Россия не
Европа, и враждебное отношение к России запрограммировано историей и
ментальностью, и вообще, единой линии развития культуры не существует. У нас
свое, у них свое.

С той поры прошло почти полтора века, а идеи эти живы.
Конгресс русской прессы, кстати, показал, что не все так прямолинейно, как
полагал Н. Данилевский. На нем были представлены средства массовой информации
со всех уголков планеты, причем популярные, многие с большим тиражом, имеющие
своего читателя не только среди русской диаспоры, умевшие «вписаться» в
европейский, мировой культурный контекст. Все же думается, что у русской
цивилизации большое будущее, которое не должно базироваться на конфронтации с
иными цивилизационными структурами. Достаточно глупо рассуждать о «великой
будущности» русской цивилизации в славянофильском духе, но вряд ли кто станет
отрицать, что это будущее есть.