1 октября 2010 года Александр Солонинко отметил трудовой юбилей – ровно 20 лет назад его назначили директором Брестской музыкальной школы № 1. Коренной брестчанин, Александр Евгеньевич родился в семье, далекой от профессионального искусства. Впрочем, его мама работала в музыкальной школе техническим сотрудником. Она и привела сюда сына постигать азы игры на фортепиано. Мальчик не сразу увлекся музыкой – больше хотелось заниматься спортом. В школьные годы Александр входил в сборную области по футболу. Планировал получить спортивное образование и профессионально гонять мяч. Но по настоянию мамы после базовой школы поступил в музыкальное училище по классу валторны, потом окончил Белорусскую государственную консерваторию и вернулся в Брест. В родной «музыкалке» прошел все ступени карьерного роста – от учителя до директора.
В 29 лет сесть в кресло начальника страшно?
Страшно. В процессе пришлось многому учиться, но коллеги говорят, что удалось многое сделать. Наверное, потому, что всегда требую от себя и подчиненных результата. Если результата нет, разговоры о трудностях и объективных препятствиях смешны и бесполезны.
Что поставите себе в заслугу?
Неожиданный вопрос. Но отвечу: например, школа может похвастать успехами образцового ансамбля «Тамбурин». Коллектив известен не только в республике, его знают во Франции, Германии, Польше… Ребята выступали в Колонном зале Дома Союзов, зале имени Чайковского в Москве. «Тамбурин» является лауреатом международных конкурсов и фестивалей, лауреатом специального фонда президента Беларуси. Сегодня его зовут выступать по всему свету. Мы выбираем…
Что определило успех?
Конечно, мастерство руководителя и тщательная работа детей. С моей стороны, как директора, ансамбль получил исключительную инструментальную базу стоимостью более 30 000 долларов: больше тридцати наименований инструментов, в том числе редчайших. Одна маримба стоит около 10 тысяч долларов. Но никто нам этого на блюдечке не принес, деньги добывали с трудом. Хорошо, у властей находил понимание. Когда мы выступали в шикарной музыкальной школе имени Балакирева в Москве, оснащенности «Тамбурина» там позавидовали. Но неспроста говорю только о «Тамбурине» – под его успех дают некоторые деньги. В остальном за два последних года не смогли купить ни одного инструмента в школу, работаем на старых, несколько раз ремонтированных.
Вас не просят приобретать продукцию Борисовской фабрики музыкальных инструментов?
Это была единственная фабрика в стране, но она разрушена, осталось 8 человек администрации, которая еще получает зарплату. Поэтому складывается трагикомическая ситуация: как бюджетная организация, школа не может приобретать товары импортного производства, но инструменты сегодня – только зарубежные. В нашем государстве больше не выпускают музыкальных инструментов. А ведь фортепиано «Беларусь» было известно далеко за пределами страны. Настройщик нашей школы Игорь Серый ездил даже в Таиланд настраивать большую партию белорусских инструментов.
Значит, приобретаем фортепиано импортные?
Импортное пианино стоит не менее 5 тысяч долларов. Его позволяют себе только хорошо обеспеченные, а по белорусским меркам – состоятельные семьи. В школу такой инструмент мы не купим никогда. Нынешние ученики обучаются только на подержанных фортепиано. Но меня беспокоит другое: с гибелью фабрики музыкальных инструментов в стране больше не выпускаются наши национальные цимбалы. Цимбалы – это достояние Отечества, как балалайка в России, домбра в Казахстане, бандура в Украине. Ни в какой другой стране специально для Беларуси цимбалы изготавливать не станут. Если ничего не поправить, случится настоящая беда.
Как Вы находите общий уровень музыкального образования в стране?
Если говорить о начальном музыкальном образовании, у нас была заложена хорошая система еще в советские времена. За рубежом начали серьезно обучать музыке гораздо позже, у нас же готовили музыкантов с 5-6-ти лет, глубоко и объемно. Та школа дала неплохие плоды – сегодня мои ровесники работают во всех странах мира. Когда наш симфонический оркестр, где я играю 17 лет, гастролировал по Испании, к нам подходили русскоязычные артисты. Они были приглашены в Европу как достойные профессионалы.
Брестские педагоги работают по «старой» системе?
Что-то сохранилось, что-то изменилось, потому что изменилась сама жизнь. Сегодня трудно найти ребенка, который бы хотел по нескольку часов работать с инструментом. На это есть объективные причины. Другое техническое оснащение – компьютеры, электронная музыка. Появилась возможность легкого хлеба. Сейчас раскручивается детское «Евровидение». Ну, один концерт в эфире ребята поют вживую. А потом же работают под «фанеру»! С юного возраста они понимают: надо стать популярным, а потом уже можно халтурить.
И пипл хавает…
Это очень обидно. Теперь получается, что главное культурное событие в стране – «Славянский базар». Как мне известно, коллектив Витебского драматического театра, который среди областных, кажется, первым получил звание академического, выступил с заявлением: «Славянский базар» забирает столько средств, что страдает профессиональное искусство. В культуре при сегодняшнем ее финансировании надо жить по средствам. У любого государства должно быть понимание: ему нужны СВОИ имена. Свои Шагалы, Лученки, Короткевичи. Если мы не будем поддерживать свои таланты, они будут прославлять другие страны. С одной стороны, приятно, что наши музыканты работают на лучших площадках мира. А по большому счету, это от невостребованности дома.
Невостребованность профессионалов – что за этим стоит?
Конечно, революционные перемены стерли культурный слой. Теперь нужны большие усилия, чтобы его восстановить. Чтобы в зале сидел образованный, тонкий слушатель и на сцене работали высокопрофессиональные музыканты, надо много поработать. Здесь кроме высоких фраз нужны серьезные государственные программы и, конечно, капитальные вложения.
Интерес к профессии исполнителя падает?
Да. Смотрите, еще 20 лет назад музыкант, педагог музыки был уважаемым человеком, занимался престижным трудом, за который получал не слишком высокую, но все же достойную зарплату. Теперь выпускник Академии музыки зарабатывает 300 тысяч рублей в месяц. Даже если он возьмет полторы ставки, оплата его труда вырастет до 500 тысяч. Как на эти деньги жить? Я очень строго подхожу к роли мужчины. По-моему, отец семейства обязан содержать семью. В этом смысле музыканту сложно стать образцовым семьянином.
Такой подход убивает культуру?
Меня это тревожит. Сегодня заметна тенденция: к будущей жизни ребенка готовят с самого детства. Обучают иностранным языкам, навыкам работы на компьютере… А интерес к классической музыке снизился. В былые годы на фортепианное отделение в нашу музыкальную школу конкурс составлял 10 и более человек на место. А сейчас – полтора-два.
Ваши дети учатся музыке?
Сыну Алексею 9 лет, он занимается на хоровом отделении, но большого желания не проявляет. Вижу, что есть способности, но не мечтаю о преемственности. Ведь растет будущий мужчина. А дочке Анечке в ноябре будет только два годика. Она уже нажимает фортепианные клавиши.
Ваша жена – тоже человек искусства?
Оленька ведет в школе информатику и математику. Так что мы дополняем друг друга. Она меня обучает работе на компьютере, а я приобщаю ее к музыке, театру.
А как сложились отношения с футболом?
Я не совсем болельщик. Люблю играть. У нас есть команда, каждое воскресенье встречаемся и играем на стадионе. Посещаю игры брестского «Динамо», но отечественный футбол не вызывает больших эмоций. Я люблю наблюдать за игрой английской премьер-лиги. Это игра интеллектуалов, очень увлекательно.