За поэзию! Как я выпил с Абрамом Хайямом…

Родился он 85 лет назад 7 июля в Харькове. Вырос и выучился в Москве. По образованию инженер-электрик транспорта. После окончания МИИТа в Башкирии целый год работал машинистом электрички. Но писательский зуд не давал покоя. Сначала Игорь писал научно-популярные книги и публицистику. Поучаствовал в диссидентском движении. С 1979 по 1984 год сидел в колонии по обвинению в спекуляции. В 1987 году выехал с семьей в Израиль. С тех пор зарабатывает как гастролирующий поэт.

В силу судьбы и жизненных обстоятельств Игорь Миронович не очень откровенен с журналистами. А им очень хочется с ним побеседовать. Губерман довольно часто бывал прежде в Беларуси. Правда, в Брест так и не завернул. В некий год из первой десятки двухтысячных в Минске проходила очередная Международная книжная выставка-ярмарка. Почетным гостем на выставке был Израиль. А в числе делегации этой страны – литератор Игорь Губерман, представлявший очередной том четверостиший «Гарики».

Автор этих строк был на ярмарке как частное лицо, но на встречу с литературным хулиганом рассчитывал. Выставка книжная, но разнообразных буфетов на просторах выставочного комплекса открыто не меньше десятка. Почему-то я предположил, что поэт Губерман будет не возле стеллажей с изданиями, но именно в буфете. В третьей или четвертой точке общепита сидел русскоговорящий гражданин Израиля в состоянии глубокой задумчивости. Я взял у барменши два по сто и подсел за столик Игоря Губермана. Спросил:

– Это правда, что у вас были псевдонимы?

– Правда.

— Какой самый любимый?

– Абрам Хайям!

В итоге Игорь Миронович ответил на те вопросы, которые вполне подошли для будущего интервью, опубликованного по горячим следам в «Вечерке». А кроме того, отметил, что его брат, ученый человек, никогда не относился серьезно к стишкам Игоря. Что за Израиль испытывает все время страх и гордость, за Россию – боль и стыд. Что когда его просят прочитать экспромтом какой-нибудь «гарик», он посылает просящего по малопочтенному адресу.

– Значит, я могу уходить? – спросил корреспондент в отгуле.

Но Игорь Миронович, как бывший советский человек, выставил в ответ два по сто пятьдесят и все-таки выдал четверостишие:

Я храню еще облик достойный,

Но, по сути, я выцвел уже.

Испарился мой дух беспокойный,

И увяли мои «фаберже».