Брестчанин с большим стажем родился в Мотоле, который славится кожухами и не только. После окончания школы планировал стать шофером. Но судьба-злодейка распорядилась по-другому. Приехала тетка из Выборга Ленинградской области и много рассказывала о тамошних возможностях. В итоге Петя принял решение поступать в Выборгское училище гражданской авиации, которое выпускало авиационных техников-механиков. Курсанты изучали все типы вертолетов, а также самолет АН-2 («кукурузник»).
От Бреста до ТуркВО и Чернобыля
После окончания училища с военной кафедрой младшего лейтенанта запаса направили в Брестский авиаотряд. Он базировался на месте старого аэропорта в областном центре (микрорайон «Дубровка»). Затем призвали в Кобринский отдельный вертолетный полк. Службу продолжил в группе советских войск в Германии. Казалось, жизнь удалась. Военнослужащие и их семьи жили за границей не бедно, в Союз везли ковры, хрусталь и другое добро. В 1983 году Мацукевич по замене прибыл в Туркестанский военный округ. И окунулся словно в контрастный душ.
Переучился на «тяжелый» (транспортный) вертолет МИ-26, 40-метровая махина берет на борт до 20 тонн груза. Это и сыграло решающую роль после аварии на Чернобыльской АЭС в апреле 1986 года. Мощную винтокрылую технику использовали для ликвидации последствий техногенной катастрофы, случившейся 26 апреля.
19 сентября 1986 года из города Каган (Узбекистан) три экипажа сослуживцев направились на авиабазу Овруч Житомирской области Украины. Это 200 км от Чернобыля. Петру Мацукевичу было 38 лет, жена и ребенок. Так что никаких «льгот» для отсрочки. Да и вряд ли смотрели на это, говорит собеседник. Вертолетчики, борттехники оказались очень востребованными. Их готовили дополнительно. А тут – готовый специалист.
– По правде сказать, никто не отказывался, – вспоминает Петр Александрович. – Наоборот, многие писали рапорта, чтобы поехать в Чернобыль. Так были воспитаны, хотели помочь. Да и приказ есть приказ… А вот когда работали на месте и дозиметры зашкаливали, поняли, куда попали… Чего мы только не забрасывали в реактор – свинец, жидкий полиэтилен, каучук… Поливали реактор и город Припять, берега реки, так называемый «рыжий лес» специальной жидкостью, которая уменьшала радиацию. Также «хоронили» гражданскую технику, впитавшую радиацию. Например, экскаваторы.
Провел над реактором 2 часа 40 минут
В выписке из личного дела скупая информация: в период с 19 сентября по 25 октября 1986 года принимал участие в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. При этом в сложной обстановке радиационного заражения обеспечил 78 вылетов с общим налетом 69 часов, перевозку 640 тонн дезактивирующей жидкости, обработана площадь 342 гектара. Выполнял сложные работы по дезактивации 4-го аварийного реактора АЭС с режима висения на высоте 250 метров. Провел над реактором в общей сложности 2 часа 40 минут… В сложных условиях товарищ Мацукевич П.А. проявил профессиональное мастерство, мужество и героизм…» В 1988 году наш земляк получил орден «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени. А еще – диагнозы, о которых публично не говорили.
По словам чернобыльца, задание «над «дыркой» реактора» выполняли одновременно десятки вертолетов. Летали один за другим с интервалом 4 минуты. И так много раз в день. Вечерами многих тошнило. Выдавали плотные маски и респираторы, но зачастую их срывали, ведь мешали работать. Потом додумались: самостоятельно выгибали свинцовые плиты, чтобы хоть немного закрыться. Вертолет ведь тоже был не защищен. А там, где винт засасывает воздух, радиация и вовсе зашкаливала. Конечно, после выполнения работ вели дезактивацию, обрабатывали винтокрылую технику снаружи и внутри. В том числе чистым спиртом. Помогало или нет – сложно сказать.
«Ядерные» грибы из «рыжего леса»
Ликвидаторов тогда поощряли деньгами. По словам собеседника, летчикам над реактором платили несколько окладов, в 30-километровой зоне – немногим меньше… Не все понимали, что надо было думать не о деньгах, а о здоровье. Некоторые лечились «этим делом»: спиртом, водкой да настойкой боярышника. Случалось, гас телевизор, когда подходили к нему переключать каналы (пультов ведь не было), настолько были напичканы радиацией. Прибывшие ученые порой удивлялись: как вы еще живы?..
– Один пробудет четыре дня и уже «светится». Отправляют обратно, – рассказывает Петр Мацукевич. – Другие нормально себя чувствовали и спустя месяц-полтора. С питанием, кстати, не было проблем. Буфеты работали круглосуточно, местные жительницы постоянно угощали борщом, варениками и галушками. Когда отказывались брать, обижались и причитали: «Вы наши спасители!» Мне же хотелось драников, за что получил прозвище «бульба»… В общем, кормили как в санатории. В офицерской столовой тоже выбирай что хочешь – тушенка, сгущенка, красная рыба, икра. Настораживало лишь одно. Все говорили, что реактор все еще «пыхкает».
А в остальном жизнь шла своим чередом. Вылет за вылетом каждый лень. Шутили, смеялись. Правда, когда подлетали к 30-километровой зоне, все вдруг замолкали… Жутко было смотреть на брошенную технику, вокруг ни одного человека. Запомнилось, что в Припяти около многоэтажек висели ковры, но никто не приходил их выбивать. Город опустел. Шли в рост только сорняки. И огромные грибы в лесу. Но их не брали и правильно делали. Спустя годы, приходит понимание: настоящую опасность вряд ли кто осознавал. По официальным документам все шло складно. В карточках учета индивидуальных доз облучения фигурировали мизерные цифры. Их попросту занижали в десятки раз.
Хотел продать орден, но не смог
После прибытия на постоянное место службы в ТуркВО все три экипажа 21 день проходили лечение в летном госпитале Ташкента, затем месяц реабилитации в спецсанатории. Снова поднялись в воздух. Но уже спустя три года Петру Мацукевичу не удалось пройти плановую летную медкомиссию. Ушел в отставку в 41 год в звании капитана… Решил жить в Бресте. Некоторое время не знал, где себя приложить. Устроился дворником. Старался выполнить работу ранним утром и затемно уехать домой, чтобы никто не видел. Было стыдно как офицеру и чернобыльцу. Как говорится, еще засматривались девки, а ты с метлой…
Не без приключений получил трехкомнатную квартиру в Бресте на «Дубровке». Тогда она полагалась чернобыльцам в течение полугода. Один «делец» из отдела распределения жилья хотел заполучить знаменитые мотольские кожухи для всей семьи, но не вышло…
О льготах чернобыльцев лучше не спрашивать. П. Мацукевич говорит, что в 1991 году по сути оформили инвалидность. В удостоверении пострадавшего от катастрофы на Чернобыльской АЭС была указана статья 18 Закона РБ «О соцзащите граждан, пострадавших от катастрофы на Чернобыльской АЭС…». Она звучит так: «Льготы гражданам, заболевшим и перенесшим лучевую болезнь, инвалидам (детям-инвалидам) вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС, других радиационных аварий». Во время перерегистрации в начале 2000-х она «переквалифицировалась» на статью 19. Причем, бессрочно. Там говорится о льготах принимавшим участие в работах в зоне эвакуации (отчуждения)… В общем, льгот практически не стало. А с экспертным заключением «облучение малой степени» и вовсе ничего не докажешь.
Но Петр Мацукевич помнит, как в лихие 90-е годы к чернобыльцам пристраивались многие – за льготным жильем или покупкой медикаментов. Насмотрелся на коррупцию. А у чернобыльцев другой раз не доходили руки и ноги обивать пороги кабинетов… Они довольствовались малым, были и остались скромными советскими героями. Кого сразу, кого позже стали одолевать болячки, и многим не суждено было дожить до круглых юбилеев аварии или своих собственных. Они уходят от нас с каждым годом. Достаточно сделать пару звонков или спросить о здоровье у родных, чтобы убедиться в этом.
Петр Мацукевич говорит, что и сейчас вырезает «чернобыльские шишки» – наросты, которые появляются по всему телу. Последний раз операцию делали в марте. А в целом более десятка раз. Спасибо медикам-онкологам, семье за поддержку. И все же тот орден «за Чернобыль» самый дорогой для Петра Александровича. Говорит, хотел его продать, когда отменили льготы. Но не смог… Наверное, в память о товарищах, которые снятся до сих пор.
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.