Все в нем было не наше – жвачка, парик с бакенбардами, отсутствие шлема и передних зубов. Тогда, на пике холодной войны, что-то мешало в нем видеть врага, как двумя годами раньше в Паризе, Кларке, Филе Эспозито. Может, улыбка с ямочками на мужественном лице, ну и манера: играл истово, но не воевал. Забивал сверхмощными своими щелчками, выходя в большинстве четвертым форвардом к Горди Хоу, Маховличу и Бэкстрёму, а в равных составах – с набрасывавшим шайбы тонким распасовщиком Андрэ Лакруа.
Мы не знали, что в клубе он девятка – в серии он играл, как Петров, под номером 16, и не верили до конца, что волосы ненастоящие – мало что ли газеты врали. Другое видели: сильный и не дерется, лучший и не звездит. И улыбается!
Гоняя во дворе шайбу на пустой стоянке машин (их не так много тогда было), мы не звались поголовно Якушевыми и Харламовыми, но еще Халлами – это был спорт, который объединял.
Тогда я еще любил хоккей…
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.