Милые собеседники, кого унесло время, не раз рассказывали мне про празднование именин. Не дня рождения, праздника второстепенного, а именно дня ангела. В этом есть логика – больше себя чтить ангела, который всю жизнь охраняет тебя и бережет.
Почему вспомнилось: пани Барбара, делясь про свои гимназические годы, упомянула дату 19 марта – именины маршала Пилсудского. Их отмечали во всех учебных заведениях как государственный праздник. Конечно, это был культ, но не такой, каким мог стать, – поданный более тонко.
Идея с «именинами маршалка» была вправду хороша. В сознание взрослого населения величие правителя росчерком пера не внедришь, а с детьми проще. Концерты, сочинения, письма младшеклассников «дзядку» (дедушке), как звали Пилсудского в зрелые годы, – в школе это работало. В результате реформы образования 1932 года культ Пилсудского стал частью программы государственного воспитания.
Детям любой праздник не лишний, вспоминала пани Барбара. В их «паньствовой» (государственной) гимназии имени Траугутта этот день чтили особо. Солировали Ромэк Питэра и Ежек Гижицки – такие интеллектуалы, элита гимназии. В черных фраках, с бабочками – старались показать класс.
Не менее тщательно, чем в школах, этот день праздновался и в Войске польском, что было логично с учетом боевого прошлого маршала.
Про Пилсудского написано много – с диаметральными оценками, в зависимости от принадлежности источника. В устах советских идеологов он был враг, польских – герой, вернувший стране независимость. В таких рамках, да еще за завесой лет трудно разобрать, что из себя представляла эта фигура польской истории. И мне была крайне интересна оценка Пилсудского его современницей, причем не политиком – обывателем.
В политической жизни тогдашней Польши личность Юзефа Пилсудского воспринималась неоднозначно. Он был большой патриот, с чьим именем связано возрождение Польши после нескольких поколений под Российской империей. Но после обретения независимости в стране развернулась политическая борьба, и для современников Пилсудский был ее участник, жесткий и бескомпромиссный.
Мы знаем, что в Первую мировую Пилсудский создал польский легион, воевавший против России на стороне Германии и Австро-Венгрии, держа в уме возвращение независимости своей стране. Осенью 1918 года возглавил Польшу в статусе начальника государства, спустя четыре года ушел в отставку, но, разочаровавшись в правительстве, в мае 1926-го совершил военный переворот. В ходе трехдневных боев взял Варшаву и произвел радикальные перемены в управлении, установил в стране авторитарный режим «санации» – оздоровления общества.
Остановил инфляцию, оздоровил экономику, усилил роль государства. Но на том не остановился, наращивал авторитарность и не гнушался силовых приемов в отношении оппонентов. В начале осени 1930 года в период обострения внутриполитической борьбы санкционировал арест оппозиционных депутатов. Их поместили в специально подготовленную военную тюрьму в Брестской крепости. Заключенные терпели побои и издевательства, контакты с адвокатами и членами семьи были исключены.
Через полгода в Варшаве начался судебный процесс, вошедший в историю под названием «Брестский». Оппозиционерам инкриминировали подготовку государственного переворота «с целью насильственного устранения членов действующего правительства». Подсудимые вину не признали, выдвигали встречные обвинения власти и лично Пилсудскому в нарушениях законности, узурпации власти и установлении личной диктатуры.
Депутатов приговорили к срокам от полутора до трех лет, исключив ведущих оппозиционных политиков из политической жизни. До самой войны власть в Польше сохраняли сторонники Пилсудского.
Полномочия перераспределили в сторону исполнительной власти, свернув демократические институты. Режим санации продолжал преследовать оппозицию, а в отношении национальных меньшинств проводил политику культурного подавления.
Организация украинских националистов повела себя радикальнее КПЗБ: на территории бывшей Галиции стали жечь усадьбы «осадников» (польских колонистов), разрушали линии связи… Ответ не заставил себя ждать. Власть применила принцип коллективной ответственности: в рамках объявленной «пацификации» (умиротворения) было арестовано более 2 тысяч человек, ликвидированы украинские организации, в сотни западноукраинских сел вошли подразделения армии и полиции, сгорело много домов.
15 июня 1934 года в центре Варшавы в качестве мести за «пацификацию» боевик ОУН застрелил министра внутренних дел Бронислава Перацкого (его имя дадут в Бресте улице Кшивой – нынешней Дзержинского).
И уже через два дня была дана команда на создание «исправительного» лагеря в Березе-Картузской. Граждан, заподозренных в нелояльности режиму, разрешалось помещать сюда на срок до трех месяцев без суда, по административному решению полиции или главы воеводства. Администрация лагеря получила право на свое усмотрение удвоить срок… Изнурительные работы, голодный паек, издевательства надсмотрщиков, 30-40 человек в камере, постоянно поливавшийся цементный пол, чтобы не садились…
Для школьников и гимназистов образ вождя подавался в культовом свете. С возрастом начальник государства стал для польских обывателей «дзядкем». Образ тщательно поддерживался на всех уровнях. Когда Юзеф Пилсудский тяжело заболел и лечился на Мадере, гимназисты всех классов писали ему поддерживающие открытки.
Басе было уже пятнадцать, протестный возраст, когда подростки реагируют остро. Перегибы режима «санации», так или иначе проходившие через близких или знакомых, молодых людей восторгать не могли. «Было немало противников, кто не мог простить переворота, где поляк шел против поляка, – вспоминала пани Барбара. – Мы, школьники, тоже видели, что не все делается по справедливости, но «дзядку» прощали. Он болеет, не может уследить, это полковники виноваты». Полковниками называли пришедших после переворота на главные посты «легионистов», былых соратников Пилсудского.
(Продолжение следует)
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.