Помните историю юного скрипача Юры Клочко, несостоявшегося брестского Паганини? Сына регента брестской церкви в юном возрасте забрал в Варшаву профессор консерватории и готовил во Флоренцию, но смерть мастера и мировая война разрушили все планы.
Эта история – о его, Юриной, жене Ирине Шульжик, которую он, так вышло, во время учебы в Варшаве качал в колыбели.
Ирин отец, родом из местечка Заблудово под Белостоком, приехал в Варшаву на заработки, а мама – из-под Бреста, деревня Голя, теперь Пограничная на границе с Польшей. В Варшаве обжились, там же встретили немецкую оккупацию. Отец устроился рабочим в какое-то учреждение, мать оставалась домохозяйкой.
В конце августа 1944 года отец умер от инсульта – в жаркий день перегрелся на Висле. А через три-четыре дня после похорон началось Варшавское восстание. Ире запомнилось, как кругом рвались снаряды, и люди сидели в подвале, боясь высунуть голову на улицу.
После подавления восстания Шульжиков вывезли в Германию, город Кременчау. Семью разделять не стали. Мама работала в швейном цехе, сшивала плотные широкие ленты для тапочек, а девятилетняя Ира скручивала. Работали там и немки, Иру даже угощали бутербродом со смальцем. А прямо под швейниками нижним этажом базировался авиазавод, где работал 16-летний Ирин брат Игорь, катил тележкой узлы и детали для монтажа.
Жили в большом двухэтажном здании, промышленного, на взгляд, назначения. Семейные – на втором этаже, включая итальянцев, греков, а на первом – сотни три девушек с Украины. Последние работали на предприятии или получали разнарядку в хозяйства бауэров. Сами себя развлекали, пели украинские песни, устраивали концерты.
Спали не на нарах – на нормальных кроватях, но на рукаве носили нашивку OST, такую же как у мамы с Ирой.
Условия жизни украинских работниц в качестве агитационного материала расписывались в газетах, выходивших на оккупированных территориях. В брестском «Нашем слове» обнаруживаем десяток таких публикаций: «Як вони там живуть» (номере за 19 июля 1942 года) – про большой лагерь под Берлином на полтысячи квалифицированных работников и работниц, «Вiдвiдини в таборi украiнских робiтниць» – впечатления немецкого журналиста от посещения работниц одного из заводов в Вестфалии (2 мая 1942-го), перепечатка из «Франкфуртер Цайтунг» о все тех же условиях жизни (7 мая 1942-го).
Номер за 12 сентября 1943 года информировал о специальной радиопередаче – выступлениях по радио украинских остарбайтеров. Каждое воскресенье с 10.15 до 10.30 они зачитывали письма родным и передавали приветы.
Или такое:
«Недавно вернулся с работы в Германии Владимир Волынчук, житель Больших Мотыкал. На многочисленные вопросы своих односельчан, как ему жилось в Германии, он сказал: “Меня отпустили домой после года работы. После того как приведу в порядок хозяйство дома, я вернусь туда, где действительно познал людей и культуру. Для меня открылся новый прекрасный мир. Там глаза разбегаются, приходится удивляться хозяйству страны. Люди там старались нас понять, и мы чувствовали их доброе отношение к нам… Неужели соседи не видят, каким я вернулся домой, какие имею деньги и одежду”.
Пусть это станет примером для всех, и нечего бояться выезда на работы в Германию, потому что каждый работник за добросовестную работу будет как следует вознагражден, познает настоящую культуру страны и вернется домой с богатым жизненным опытом».
Статья называлась «Я вернусь туда, где действительно познал людей и культуру».
Регулярно шла рубрика «Лист з Нiмеччины» («Письмо из Германии»). Одно из них начиналось «Добрий день, Грицю!», а заканчивалось «Твоя Шура».
Правда здесь была, как в любой пропаганде, избирательной.
Город, где работали Шульжики, в 1945-м освободили русские, а на другой день пришли американцы. Дали бывшим узникам три дня «на разграбление» – разрешили ходить по складам и магазинам и брать что вздумается. На квартиры правило не распространялось. Все в первую очередь «ударили» по продовольствию – тащили муку, крупы и прочее, было не до тряпок! Где-то на складе собирали с пола манку и сахар вперемешку с пылью, чтобы потом обменять кто на табак, кто на другое: в отсутствие денег все шло через натуральный обмен.
Свое разрешение американцы быстро аннулировали: изголодавшиеся люди объедались, появились смерти от заворота кишок.
Многие молодые украинки закрутили любовь с американскими солдатами – чаще с белыми, но и с неграми тоже. И, когда пришла команда передать всех бывших в зону советской администрации, самые предприимчивые стали расписываться с американцами или использовали иные пути, чтобы не возвращаться на родину.
Ириной маме тоже симпатизировал американец, но у нее и мысли не было остаться, хотелось побыстрее домой.
Всех переписали, погрузили в вагоны и везли до Бреста, где местных отпустили без всякой фильтрации. Потом маму какое-
то время вызывали на беседы. Оставив детей в деревне у бабушки, мама искала работу в Бресте. Много чего перебрала, трудилась на спиртоводочном, уборщицей в детском саду, контролером мясо-молочной инспекции – проверяла на базаре качество молока. Сняла у старенькой татарки крохотный чердак в частном доме на Граевке и перевезла детей. Спала на кровати, Ира на раскладушке, брат на полу.
К маме прибился демобилизованный солдат, русский из Казахстана. Солдаты снимали угол на их улице, и мама с одним расписалась, перешла на его фамилию и родила ребенка. Ира носила малыша с Граевки маме на городской рынок, и она кормила грудью.
Кончилось тем, что солдат их обокрал и уехал в свои края.
Ира пока училась, старалась вносить лепту в нелегкую мамину жизнь. В жару продавала на рынке воду: наполняла из колонки большой графин и шла со стаканом в места скопления народа. Предлагала за копейки, и люди покупали. Когда графин пустел, девочка снова бежала к колонке.
Училась в смешанной школе на Карла Маркса. А в старших классах познакомилась с Георгием Клочко – тем самым скрипачом Юрой. Клочки жили через улицу, за переездом – интересная, музыкальная семья, где все пели и играли на инструментах. Мама с Ирой ходили к ним в гости. А однажды приехал в отпуск Георгий.
Он шел с мамой из города, а Ира со своей мамой – в город, встретились у моста. Ее так и представили: та самая Ирочка, которую ты нянчил в Варшаве.
Год переписывались, а в 54-м Георгий получил назначение в Германию и по дороге к месту службы заехал сделать Ире предложение. На следующий день, 15 апреля 1954 года, они зарегистрировались – запечатлены на снимке после росписи. Он поехал в часть, оформил на жену документы и через полгода увез в Потсдам.
21 января 1957 года, в годовщину смерти Ленина, у них в Потсдаме родился первенец, которого в честь Ленина и назвали – Володей.
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.