Старая фраза «все жанры хороши, кроме скучного» актуальна и сегодня. В конце концов, человек ходит в театр, именно в театр, а не в кино или на концерт, для того, чтобы разбередить душу. Зритель ищет что-то настоящее, что невозможно предугадать, назвать конкретным словом, настоящее можно только почувствовать.
Режиссер премьерного спектакля в Брестском академическом театре драмы Евгения Годун начала свой разговор с прессой со слов «театр для меня – сила, которая перепахивает человеческие души». И понятно, что ее первый спектакль «Цена удовольствия» (ироническая драма в миниатюрах) был призван «перепахать». В партнеры был призван самый верный «пахарь человеческих душ» на русскоязычном театральном пространстве – Антон Павлович Чехов. В основу «Цены удовольствия» взяты его рассказы.
И любопытно сделана стыковка: работая над сценографией, главный художник театра Николай Полторака максимально придерживался текста классика. Но, выступая художником-постановщиком «Цены», создал пространство вне времени. Белые стены, пол – будто и действующие лица, и предметы затерялись в космосе. И там, в каком-то «ином измерении», отношения между людьми не изменяются. Будут проходить века, эпохи, индустриализация сменится цифровизацией, а люди все так же будут страдать от непонимания друг друга.
Первым у микрофона (да-да!) в чеховских миниатюрах оказывается ловелас (арт. Иван Гизмонт) с рассказом, как правильно нужно соблазнять женщин. Этот прекрасный текст Чехова – тонкий, виртуозный, сочный – конечно, говорит о том, что сам-то Антон Павлович знал толк в подобных делах. Здесь режиссер применила классный прием, соединив драму с театром кукол. Именно так оно в «куклах» и происходит: перенос карикатурных черт действующего лица на куклу. Над неживым персонажем смеяться легче, чем над реальным человеком. Если ты, конечно, пришел сопереживать.
Зрителю не известно, в какой последовательности были задуманы миниатюры изначально. Но постановка ловеласа в качестве камертона к спектаклю – важная составляющая всего действа. Это очень точный и правильный выбор. Потому что на ту планку, которую задает Иван Гизмонт, «Цена удовольствия» больше не поднимается.
Обаяние артиста, его органическое существование на сцене, несколько концертное общение с куклой – все это выдает хорошую режиссерскую мысль, с удачными находками и чувством меры, и умение актера эту мысль воплотить. Это та работа актера, которая глубоко цепляет зрителя, и впредь имя Гизмонта он будет искать в постановках БАТД.
Конечно, зритель всегда очень требователен и жесток. Да, жесток, даже если он не отдает себе в этом отчета. Уж если ему дали конфету с первых сцен спектакля, он ожидает, что и дальше пойдет что-нибудь столь же вкусное: ирония будет сочетаться со щемящим трепетом, а возмущению придет на смену тягостная жалость ко всем обманутым и несчастным. Кто-то вспомнит свою наивную молодость и даже тихонько всплакнет…
Но миниатюры «Цены удовольствия» стали обидно склоняться в эстетскую плоскость. Нельзя сказать, что это нехорошо – красивый спектакль с выверенными мизансценами и качественной игрой. Особенно хороша в перевоплощениях была молодая актриса Екатерина Сиротко, сумевшая продемонстрировать целую гамму образов – от светской львицы до глупенькой запуганной девочки.
И все же что-то настоящее, что может «перепахать человеческую душу», в постановке неуловимо ускользало… Быть может, та самая чеховская ирония над человеческими слабостями, которые Антона Павловича все ж таки забавляли.
Мы продолжали наблюдать за весьма любопытными находками Евгении Годун. Чего стоят эксперименты с вентилятором: то развевающим волосы героини, превращая ее в фурию, то выдувающим блестящую мишуру, изображая ругательства. Возможно, утрата чеховской грусти, которая является важной нотой в партитуре любого обращения к его творчеству, связана с цитатами из Библии?
Цитаты, выведенные крупными буквами на экран, по задумке режиссера становились своеобразным эпиграфом к каждой следующей миниатюре. Библия, как известно, – это святое. И она дает такие настройки человеку, которые сложно соединить с иронией и легкостью, с пониманием греховности и слабости человека. И всепрощением, как это у Чехова.
И уж вовсе диссонансом с классическими настройками прозвучала «выдержка из газетной полосы» с сообщением о высоких процентах разводов в Беларуси. Тема, конечно, весьма актуальна, но в «Цене удовольствия» – эстетском, с замахом на философские размышления спектакле смотрится инородным телом.
И шут, как говорится, с ним – пускай бы была в качестве молодежного эксперимента, если бы… Если бы эти статистические данные не сводили на нет такое важное, редкое, исключительно театральное ощущение, как послевкусие спектакля. Ты уже покинул зал, вышел на улицу, сел в машину, а вырванная из обыденности душа все еще посылает какие-то неудобные для обыденности сигналы… Именно за ними, этими «сигналами», мы и ходим в театр – не столько «посмотреть», сколько почувствовать.
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.