В детстве автор этих строк, как и сотни других моих сверстниц, мечтала стать актрисой. Занималась в драматической студии, даже системы Станиславского и Чехова изучала.
А сегодня, пожалуйста, — и моя младшая дочка туда же. Хочу сниматься в кино. Ну что ж, пусть и она помечтает. А пока, для общего развития, поиграет в домашних и школьных спектаклях.
Сняться в массовке? И не где-нибудь, а в родном Бресте? Да еще в патриотическом фильме? Да к тому же по классике — по замечательной повести Бориса Васильева «В списках не значился». Дочь рвется, за ней и младший сын. Я только за. Но есть нюанс – пока мы держали семейный совет и узнавали контакты и условия, кастинг остался открытым лишь на ночную смену, куда дети до 14 лет принимаются только с участвующим родителем. Это значит, судьба и корреспонденту «ВБ» выйти под рампы? Что ж, как шутят студенты, закроем гештальт. Если, конечно же, пройдем отбор.
Кажется, мне уже страшно: в чате на кастинг более тысячи человек. Фото в профиль, в анфас и в полный рост. Требуется «внешность без признаков современности». То есть без пирсинга, лака, татуировок, волосы естественные, приветствуется седина. Ну, это всё как раз про нас.
Стоит подчеркнуть, что организация такого сложного мероприятия, как массовые съемки, была проведена максимально красиво, продуманно и четко. Всех актеров массовых сцен разделили на небольшие потоки, каждый из которых поставили на свое время, во избежание сутолоки и потери времени. А чего стоило каждого из нескольких сотен потенциальных артистов лично обзвонить и согласовать время.
Мужчин просили до съемок не стричься, но быть готовыми, что могут подстричь на площадке. Бороды и усы не сбривать, но быть готовыми, что на площадке могут побрить. Обращались к родителям – будьте готовы, что детей могут подстричь под эпоху, возможно совсем коротко. Очень подкупало, что все подобные действия с внешностью артистов обговаривали и согласовывали.
Наша примерка была одной из последних. Платья, носочки, пиджаки, платки – из той самой эпохи, щемяще атмосферные. Не так просто оказалось подобрать обувь. Говорила мне бабушка, что довоенные туфельки редко бывали удобными. А ведь в этой обуви нам предстоит естественно двигаться всю долгую съемочную ночь. Но вот и наши туфли нашли нас, и мы идем к парикмахерам.
Сложные прически эпохи позднего интербеллума сделали нас удивительно похожими на старинные фото наших прабабушек. Глядишь в большое зеркало гримерной, как в черно-белый семейный фотоальбом.
Наша смена проходила в ночь на 11 сентября в здании Брестского железнодорожного вокзала. Мы участвовали в съемках самых первых эпизодов фильма — последнего довоенного дня 21 июня 1941 года. Предупредили, что ночная смена будет одной из самых интересных и самых трудных. Всем, кто просил, выдали освобождения от школы и вузов на фирменном бланке Белроскино. В 17.00 накануне съемок мы были уже в ДК профсоюзов, переоделись в свои костюмы, заняли очередь на прическу и грим. В эту ночь в съемках одновременно участвовали почти четыреста артистов массовых сцен, и задача у парикмахеров и гримеров была не из легких, но работали они слаженно и ударно. Еще до 20.00 последняя партия артистов прибыла к залу ожидания железнодорожного вокзала, который стал нашей съемочной площадкой.
Распределили реквизит. Вручили чемоданы, сумки и сумочки, женщины надели украшения. Курящим раздали папиросы, любителям почитать – газеты. Мне достался репринтный «Голос Полесья» за 21 июня, с актуальными вестями с полей и объявлением о наборе в ветеринарный техникум. Сосед читал «Правду», дети носились с журналом «Мурзилка».
Те, кому повезло, получили конкретное творческое задание. Самая простая роль была у пассажирки, спавшей на вокзальной лавке. Без этого никак – на любом вокзале всегда кто-нибудь да дремлет. Спойлер: в течение ночной смены ей многие позавидуют. Например, я. Но до этого еще далеко.
Как на настоящем довоенном вокзале здесь было пестро и оживленно. Клетка с канарейками. Старик с козой. Дежурная по вокзалу, которая объясняла недисциплинированному пассажиру, что с козой ехать «нельга». Кто-то в ожидании поезда с аппетитом закусывал ароматной «пальцемпханой» колбасой с ржаным хлебом и зеленым луком. Бравые милиционеры. Ладные красноармейцы — солдаты и офицеры в очереди в комендатуру, военный патруль, новобранцы. Глядя на них, удивлялась, как удалось молодым «гражданским» ребятам, не нюхавшим пороха, так войти в роль.
Это потом я узнала, что многие юноши, которые исполняли роли военных, прошли подготовку по уставу 1938 года, уезжали на сборы в палаточный лагерь, освоили оружие тех лет. Контраст между собранными военными и беззаботными гражданскими ощущался очень ярко и подчеркивал тот трагический перелом эпохи, который мы оживили в нашу съемочную ночь. По сценарию, конечно, была не ночь, а летний и солнечный июньский день. Абсолютно естественное дневное освещение создавали прожектора, вместо солнца бившие в окна вокзала.
Тех, кому не досталось конкретной сценарной задачи, было немало. Нам было сказано просто «жить», то есть двигаться, действовать, разговаривать, но не абы как, а в соответствии с внутренней сверхзадачей. Задачу (почему я здесь, что я делаю, зачем и куда иду) нужно было придумать самому. А потом воплотить этот внутренний сценарий на протяжении многих и многих дублей. Гармонично вписав его в общий сюжет вокзальной жизни. Общение друг с другом, эмоции приветствовались, но вскоре массовке сделали замечание за громкие разговоры. Оказывается, разговаривать надо было практически безгласно, лишь шевеля губами и беззвучно открывая рот, чтобы не заглушать главных актеров, которым мы должны были создавать достоверный сюжетный фон.
Сколько же дублей! На протяжении всей ночи мы сняли всего три эпизода. Немного устав от однообразия, потихоньку меняем траекторию движения, и сюжет. И, очевидно, не только мы с дочкой. Потому что мгновенно следует замечание от режиссера: рассинхрон. Находясь внутри одного эпизода, мы должны были повторять один и тот же сценарий, выбранный изначально. Возвращаемся к первому сценарию: наша пара разыгрывает поиск друг друга и встречу у расписания поездов с последующим его изучением. Новые дубли повторялись раз за разом немыслимое количество раз. Скучать не пришлось, ничего неделанья и простоев не было и в помине.
К полуночи очень-очень захотелось спать. На пике усталости объявили перерыв на обед. Родителей с детьми покормили первыми. Пользуясь этим, пока обедали остальные артисты, корреспондент «ВБ» удобно устроился на жесткой вокзальной лавочке и провалился в крепчайший, хотя и кратковременный сон.
Новый эпизод. Наконец-то, меняем сюжет. Теперь мы с дочкой разыгрываем совместное чтение газеты и поход к привокзальному буфету. И снова десятки дублей. А сколько мы встретили знакомых во время нашей съемочной траектории, и как оказывается тесен Брест! Попутно узнаем, что многие приехали из других городов – из Минска, из Волковыска, и даже из далекого Ярославля! Наконец, снято. Готовимся к третьему эпизоду.
Говорят, предутренний сон самый крепкий. Он пришел взять свое, и не только к автору этих строк. Многие артисты, как-то не сговариваясь, решили подремать на сидениях в рамках сюжета. В конце концов, что может быть естественней, чем спать на вокзале в зале ожидания? Нет-нет, так не пойдет. Не спим! Живем! Это команда режиссера.
В бессонном полузабытьи, так и не нащупав внутренней сверхзадачи, мы с дочерью снова бредем к расписанию поездов. И тут как спасительный круг, нас догоняет друг: «Эй, куда это вы собрались?» – самым естественным образом радуется он встрече, размахивая чемоданом. Мы подыграли неожиданной подаче, и в последнем эпизоде это стало нашим новым сценарием. Встречаемся, направляемся к расписанию, ищем следующий поезд на Москву, узнаем у патрульных, где находятся билетные кассы, и оставшись с дочерью в зале ожидания, отправляем друга за билетами. В каждом дубле меняли какую-то мелочь, например, вместо билетов покупаем пирожки, а вместо Москвы решаем махнуть во Владивосток или на дачу полоть заросшие грядки. Эти нехитрые шутки бодрили нас, помогали твердо держаться на ногах и не сдаться предрассветной дреме.
Когда уже не верилось, закончили третий эпизод. Теперь пишем только звук. Это уже легче. Сначала пишем общий фон, потом ходим по кругу и разговариваем на любые связанные со временем и местом темы. И наконец, уже на рассвете прозвучало самое волшебное слово ночи: «Снято!». Зал брестского вокзала накрыли бурные аплодисменты.
Конечно, это было еще не все. Теперь надо было сдать реквизит, дождаться автобуса, вернуться «на базу» в ДК профсоюзов, «распаковать» сложную прическу и вернуть аксессуары, переодеться в свою одежду и, кстати, получить зарплату. Но по сравнению с трудами ночной съемки все это, конечно, было уже легко.
Надо отметить, что детей до 14 лет было не так уж и много, и нам оказывалось повышенное внимание: кормили нас первыми, после окончания съемок посадили в первый же автобус, первыми переодели и первыми рассчитали. Дома мы были еще до восьми утра.
Кстати, 13-летней дочери заплатили на 45 рублей больше, чем взрослому автору этих строк: для несовершеннолетних действуют увеличенная ночная надбавка и меньший процент налога. На двоих получилось 230 рублей. Сумма для семьи достаточно существенная. А за одну ночную смену очень даже хорошая.
Пока ехали домой, размышляли. О том, что кино, подобно самой жизни, рождается из первобытного хаоса массовки и оказывается четко выстроенным и гладко скроенным лишь на экране. Сколько же труда и времени скрывается за каждым кадром захватывающего атмосферного фильма.
— Ну как, еще хочешь сниматься в кино? — спросила я дочку.
— Ох, теперь, наверное, только если в главной роли, — ответила она.
Не знаю, как там сбудется с главными ролями в прекрасном далеко — не это главное. А вот умение понимать, из каких усилий рождается чужой труд, – по-настоящему важно. Будем с нетерпением ждать выхода фильма. И независимо от того, увидим ли мы себя и наших друзей в окончательной версии фильма, теперь мы знаем, какая титаническая работа стоит за двумя часами качественной киноленты. И как непросто опровергнуть фразу, родившуюся в кулуарах съемок: «Из всех искусств сложнейшим является кино».
Юлия ЛОГАШЁВА
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.