После такой беллетристики, как у Крусанова, даже строго документальная книга покажется занимательным романом. Особенно если герой стоящий. Отец и сын Тарковские в этом отношении – почти идеальный вариант. Судьба старшего, Арсения, на которую выпали две войны, благодатна для современных сериальщиков. Но вряд ли под силу им будет выдумать такой эпизод.
Гражданская война. Красные и белые гоняют друг друга по степи. Где-то за красных рубится старший брат Арсения. И вот в семью Тарковских приходит известие: рядом с их селом было сражение, в котором полегло много большевиков, в том числе и Тарковский. Мать и четырнадцатилетний Арсений идут на место боя. Трупов действительно много. Первым находит тело брата Арсений и… прячет его, чтобы мать не увидела. Он боится, что та не переживет горя и он останется один. Много позже уже сын Арсения Андрей напишет: «Когда уходят близкие, мы плачем не потому, что жалеем их. Нет. Утверждать это было бы лицемерием. Мы жалеем себя. Это мы потеряли».
Арсений Тарковский был близким другом Ахматовой, стихи начал публиковать еще до войны. В войну работал во фронтовой печати, от боев не бегал, после ранения потерял ногу. Потом ушел из семьи к другой женщине. Литературная судьба складывалась непросто. Арсений Тарковский был осколком Серебряного века русской литературы и, подобно Юрию Олеше, не опускался до «высот» советской гражданской лирики. Соответственно, печатали его мало, об отдельной книге и речь заводить не стоило. Жил Арсений Тарковский в основном переводами. В недавней книге «Легенды Арбата» Михаил Веллер с присущим ему сарказмом рассказывает, как два советских еврейских поэта сделали из малограмотного горца классика советской поэзии, якобы переводя его стихи на русский язык. Возможно, и Тарковскому какой-нибудь акын или ашуг должен сказать спасибо за подобную услугу.
Арсений Тарковский занимал своего рода буддистскую жизненную позицию. То есть он не лез в драку за пайки и путевки в дома творчества. Не бросался в бой даже за то, что и среди честных литераторов не считалось зазорным, – за публикацию своих произведений. Его сын занимал уже совсем другую позицию. Он требовал, чувствуя свое право. И даже не чувствуя, а зная: его фильмы Госкино выгодно продавало в зарубежный прокат, демонстрируя многообразие талантов и свободу творческого самовыражения. Но за границу выпускали Тарковского со страшным скрипом, а дома неустанно гнобили. Как и на многих других его коллег, на Андрея Тарковского Комитет госбезопасности завел дело оперативной разработки по статье «Измена Родине». Фигуранту присвоили псевдоним «Паяц». Уж кем-кем, но паяцем Тарковский себя не считал, да и не был им по сути. Однако, обивая пороги властных кабинетов, он порой, что называется, метал бисер перед свиньями, при этом не догадываясь: его запальчивость вызывает лишь смешки.
Тарковского-режиссера очень любят в Европе, но совершенно не понимают в Америке. Вот красноречивый эпизод, о котором рассказывает режиссер Кшиштоф Занусси:
«Когда я вместе с Тарковским участвовал во встрече с публикой в Америке, мне приходилось быть переводчиком между ним и американским способом мышления и наоборот, потому что пропасть была глубочайшая. Она обнаружилась с первого же вопроса, когда какой-то парень спросил Андрея:
– Что я должен делать, чтобы быть счастливым?
Тарковский ответил:
– А зачем тебе быть счастливым?»
После Андрея Тарковского остались не только фильмы, но и много работ по теории киноискусства. А еще имеется довольно суровая книга дневниковых записей «Мартиролог». По-нашему – «список мертвых». Эти записи, скорее всего, не предназначались для публикации – слишком резкие оценки даются там современникам Андрея Тарковского. Но, как сказал один советский поэт после смерти другого советского поэта, что пришлась на разгар московской Олимпиады: «Жизнь кончилась – началась распродажа». Тем более что за спиной Андрея, так же, как и за спиной его отца, остались две семьи. И они очень активно состязаются в своем праве на память и на дивиденды от этой памяти. Вот так и «Мартиролог» стал товаром стараниями жен и детей режиссера. Причем, коль они готовили к печати документ, не исключено, что, исходя лишь из своего понимания конъюнктуры, они многое из текста вырезали.
Зато подлинные ценители Тарковского не нуждаются даже в его «Мартирологе». Им достаточно тех постулатов, которые остались после него в открытой, так сказать, печати.
«Прежде, чем строить ко
нцепцию, в частности, взгляда на искусство, надо ответить на другой вопрос, гораздо более важный и общий: в чем смысл человеческого существования? Мне кажется, мы должны использовать наше пребывание на земле, чтобы духовно возвыситься. А это означает, что искусство должно помочь нам в этом…»
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.