Голливудские хроники

Патриарх Рэй Брэдбери родился в 1920 году и на момент написания этих заметок еще, тьфу-тьфу, жив. Ему идет девяносто первый год, и он еще что-то пишет. Рэя Брэдбери советские читатели знают с середины прошлого столетия. И уже тогда его называли классиком современной фантастики. В анналы вошли его произведения «Марсианские хроники», «451 градус по Фаренгейту», «Вино из одуванчиков». Эти книги, за исключением почти триллера «Фаренгейта», были добры и лиричны, не лишены юмора. То есть ничего общего с современной боевой фантастикой и зубодробительными фэнтэзи. Оказалось, старина Рэй не так прост и мягок.

Выяснилось, что ставшие классикой книги он писал для души, а на сэндвич с тунцом зарабатывал сценаристом в Голливуде, на самой большой в мире фабрике грез. Более того, оказалось, что Брэдбери успешно работал всю жизнь не только в киноиндустрии и классической фантастике образца ХХ века, но и в таком почтенном для англоязычной литературы жанре, как детектив.

«Кладбище для безумцев» – второй роман в условной трилогии, к которой относятся книги «Смерть – дело одинокое» и «Давайте все убьем Констанцию». Действие происходит в Голливуде в середине 50-х годов минувшего столетия. Ровно в полночь во время вечеринки в Хэллоуин на примыкающем к легендарной студии не менее легендарном кладбище главный герой (писатель-фантаст и сценарист, то есть альтер эго самого Брэдбери) видит студийного магната, погибшего в такую же хэллоуинскую ночь, но двадцать лет назад.

Отыскать выход из лабиринта смертей, реальных и мнимых, герою помогают не полицейские или частные сыщики, но надменный австрийско-китайский режиссер с моноклем на глазу, бальзамировщик мумии Ленина, забулдыга по имени Иисус Христос и лучший в Голливуде аниматор динозавров. Можно только вообразить, какими методами эта компашка будет вести свое расследование. Но лучше, конечно, прочитать. Юмор не изменяет автору даже на поприще мистического детектива-нуара.

Прочитано в литературно-художественных СМИ:

«Новый мир»,  Юрий Кублановский:

«Этот Зюганов то ли по малодушию, то ли по конформизму, одним словом – по полному отсутствию, как выражаются теперь (с легкой руки Гумилева), пассионарности, в 90-е годы спас страну от большого кровопролития. Несколько раз у него были все возможности вывести на улицу миллион людей, и еще запропагандированных советизмом, и просто доведенных до отчаяния «шоковой терапией», невыплатами и прочими прелестями демократов. И тогда мало б не показалось никому. Но он – не вывел».

«Арион», Вениамин Блаженный:

Я мертвых за разлуку не корю
И на кладбище не дрожу от страха, —
Но матери я тихо говорю,
Что снова в дырах нижняя рубаха.
И мать встает из гроба на часок,
Берет с собой иголку и моток,
И забывает горестные даты,
И отрывает савана кусок
На старые домашние заплаты.

«Неман», Татьяна Куварина:

«Фрэнсис Бэкон различал три типа мышления и отражения действительности: паук, отстранившийся от мира, извергает изнутри себя паутину, букашка, ползущая по земле, замечающая только то, с чем сталкивается непосредственно, и пчела, поднимающаяся ввысь, осматривающая широкие просторы и выбирающая именно прекрасный цветок из многообразия объектов. Не кажется ли вам, что в нашей [белорусской] литературе слишком много «пауков», занятых лишь самовыражением, «букашек», творящих по принципу «что вижу, о том пою». И слишком мало «пчелок», которые творят масштабные полотна…»