Планируется, что в ближайшее время Бресту будет передан дар, символизирующий возвращение в Брест одного из его наиболее известных детей в мире искусства. Речь о Якове Балглее (1891-1934), который принадлежал к знаменитой Парижской школе живописи. Сегодня этот краткий срез времени и пространства, вмещающий в себя таких великих художников, как Амедео Модильяни и Марк Шагал, входит в моду и становится главным запросом на всемирных аукционах типа «Сотбис» и «Кристис». Всех его адресатов роднит принадлежность к ателье «Улей» на парижском Монпарнасе. Хотя жить в «Улье» было не обязательно для того, чтобы стать звездой живописи… Совсем недавно (в мае 2015 года) картина уроженца Червенского района Минской области Хаима Сутина «Маленький кондитер» была продана в Лондоне за 15,5 млн долларов. Таков «рейтинг» Парижской школы среди искусствоведов!
Балглей не столь известен, но — парадокс — в продаже работ его на много порядков меньше, чем произведений Шагала, и если изделия знаменитого витебского мастера можно отыскать за суммы с 2 нулями, то Балглей ценится среди коллекционеров как очень редкий эксклюзив. Отыскать его произведения в галереях — редкая удача, и Бресту она улыбнулась по инициативе «Вечернего Бреста» и благодаря усилиям журналиста и переводчика Юрия Абдурахманова, директора частного учреждения культуры «Наследие и время». Юрий Азамович разыскал во Франции две работы Балглея — одну в жанре графики («Молитва») и одну сангину («Пара»).
Сангина — это смесь белой глины и гематита, минерала, который содержит большое количество окислов железа, последние и придают этому материалу характерный красноватый оттенок.
Художники пользуются сангиной со времен эпохи Возрождения. Считается, что именно сангина наилучшим образом передает фактуру человеческой фигуры и лица. Прекрасные рисунки сангиной оставили нам Леонардо да Винчи, Рафаэль, Рубенс, Фрагонар… Рисунок сангиной требует особого мастерства, поскольку, в отличие от живописи, здесь практически невозможно что-то подправить, стереть или закрасить. Поэтому с конца XVIII века ее используют крайне редко. Натуральная сангина в наше время стоит чрезвычайно дорого. Поэтому сегодня работы сангиной чрезвычайно редки.
Почетное консульство Франции в Бресте во главе с Леонидом Стаецким взяло на себя финансовые и организационные хлопоты, и в ближайшие дни «Пара» и «Молитва», работы предположительно 1920-х и 1930-х годов соответственно, будут торжественно переданы городу.
Надо сказать, до этого ни одна картина или другое произведение мастера из Бреста не находились в собственности Беларуси. Единственное творение в жанре живописи (портрет ребенка) принадлежит «Белгазпромбанку» и выставляется не очень часто. А вот в муниципальной собственности Балглея ни в Беларуси, ни в России, ни в Украине нет. В музее «Пространство Сутина» в Смиловичах Минской области, которым занимается «Наследие в время», есть небольшой стенд, посвященный Балглею. Других зримых свидетельств памяти нашего земляка в Беларуси пока не наблюдается. Надеемся, что они появятся вслед за возвращением в Брест его работ. А сейчас слово Юрию Абдурахманову, который расскажет о Балглее и его следе в истории искусства.
— Есть такие художники, которые живут искусством и для искусства, не стремясь ни к славе, ни к признанию. Все, что их интересует, — это постоянное совершенствование своего мастерства, поиск собственного стиля, желание самовыразиться… Именно к таким художникам относится Яков Балглей.
Он родился 7 марта 1891 года в Брест-Литовске в семье раввина. В семье было семеро детей. Детство Якова было омрачено погромами, которые не обошли Брест-Литовск, и ранней смертью горячо любимой матери.
С детских лет Яков много рисовал, но, окончив в родном Бресте гимназию, решил поступить на медицинский факультет Санкт-Петербургского университета. Вскоре, однако, ему пришлось оставить учебу, поскольку нечем было за нее платить. Чтобы выжить, он брался за любую работу. Есть свидетельства, что он, иудей, зарабатывал на жизнь тем, что писал православные иконы! Именно это открыло его истинное призвание: живопись. Балглей уехал в Одессу, где поступил в Одесскую художественную школу рисования. Сохранилось несколько его фотографий того времени. На них мы видим кудрявого молодого человека в форме Одесской рисовальной школы, серьезного и задумчивого.
В начале ХХ века многие еврейские юноши, увлеченные искусством, уезжали из Российской империи в Европу — в Берлин и особенно часто в Париж: Хаим Сутин, Марк Шагал, Пинхус Кремень, Михаил Кикоин, Осип Любич… В 1911 году приехал в Париж и Балглей. Он поступил в Высшую школу изящных искусств на отделение архитектуры и поселился на Монпарнасе. Правда, в отличие от большинства соотечественников, Балглей обосновался не в знаменитом «Улье», хотя часто приходил туда, чтобы пообщаться с друзьями-художниками. Знавшие его говорили об уроженце Бреста как о человеке замкнутом, неразговорчивом, сосредоточенном на своих мыслях. Известный французский критик Клод Роже-Маркс так рассказывал о мастерской Балглея в переулке Младенца Иисуса, служившей художнику и жилищем: «Пол был усыпан тюбиками красок, рисунками, эстампами. На маленькой спиртовке готовится скудный ужин. Кровать скрыта… под грудой книг, которые и составляют основную пищу художника. Платон, Спиноза, Библия — только в них находит он свое прибежище, смысл своего существования и постоянный источник вдохновения».
Известно, что Балглей был знаком с Шагалом. Оба художника работали в издательстве «Трианон». Сохранилось письмо Балглею от директора издательства, датированное 1926 годом, в котором тот предлагает взяться за иллюстрации к «Венецианскому купцу» Шекспира, отмечая, что «Шагал возьмется за иллюстрации к более легкой комедии» и что в проекте будут участвовать «первоклассные художники», такие как бельгийский художник Джеймс Энсор.
Верный себе, Балглей редко бывал в знаменитых монпарнасских кафе «Купол» и «Ротонда», где обычно собирались художники, скульпторы и поэты, приехавшие из России. Он предпочитал одиночество, усердно посещал синагогу, ища скрытый смысл жизни. Его гравюры свидетельствуют о том, что он искренне был предан вере предков и своему народу. Впрочем, это же стремление вызывало в нем внутренний психологический конфликт, присущий, впрочем, и другим художникам Парижской школы — Модильяни, Максу Жакобу или Липшицу…
Ранние картины Балглея почти не сохранились: есть предположение, что он просто уничтожил их, будучи не уверен, что это — именно то, к чему он стремился. И здесь Балглей не одинок — так же поступили его соотечественники Сутин и Царфин, когда познакомились с великими шедеврами прошлого, хранящимися в коллекции Лувра. Балглей тоже не любил выставляться, участвовать в коллективных выставках или в галереях.
В 1914 году он попытался пойти добровольцем на фронт, чтобы защищать свою вторую родину. Однако, поскольку художник страдал сердечным заболеванием, его не взяли в ряды действующей армии. И тогда он вновь принялся за работу. Его картины второй половины 1910-х гг. находятся сегодня в основном в американских частных коллекциях и музеях. По своей стилистике они близки к наивному творчеству Теодора Руссо. Но уже к 1920 году Балглей стал экспрессионистом. Как и Сутин, он безмерно восхищался Рембрандтом, внимательно изучал технику великого мастера и преломлял ее в своем стиле.
Особенное место в творчестве Балглея занимала гравюра. Он даже приобрел небольшой пресс и самостоятельно изготовил серию офортов, которые вызвали восторг тех немногих знатоков искусства, которым он решился показать свои работы. Но представить эти офорты публике Балглей по-прежнему не решался, несмотря на все уговоры. Впрочем, он все же отдал одному парижскому издателю серию из восьми аллегорических портретов, выполненных в манере художников эпохи Возрождения, под общим названием «Война и мир». «Я старался передать страдания простых людей. Моим единственным желанием, моей единственной целью было показать дикие инстинкты животного, называемого человеком», — писал Балглей.
23 февраля 1920 года Балглей познакомился с Алисой Керфер, которая стала верной спутницей его жизни. Алиса была родом из зажиточной буржуазной семьи, которая и слышать не хотела о зяте-еврее, да к тому же художнике. Однако девушка пошла наперекор семье и связала свою жизнь с любимым человеком.
В апреле 1924 года Балглей получил французское гражданство. Ради жены он отказался от своих религиозных убеждений и порвал с замкнутым обществом иудеев-эмигрантов из Восточной Европы. Молодые супруги путешествовали — Италия, Лазурный Берег, Египет, Палестина… Балглей продолжал много читать, поступил на Высшие курсы филологии и истории. Он целые дни проводил в музеях, знакомясь с творчеством Дюрера, Гойи, Рембрандта, Делакруа, Коро, Курбе и Сезанна. Именно познания, полученные из книг и в ходе учебы, позволили ему расширить круг сюжетов. Влиятельнейший французский критик первой половины ХХ века Луи Восель счел гравюры и офорты Балглея «лучшим, что можно найти в наше время», и всячески поощрял художника, по-прежнему сомневавшегося в своем мастерстве.
Единственная прижизненная выставка Балглея состоялась в ноябре 1924 года в парижской галерее «Барбазанж». Художнику в это время 33 года. Он впервые представил публике около 200 своих работ. Выставка пользовалась большим успехом, критики высоко отозвались о ней, несколько работ были куплены частными коллекционерами и государственными музеями. Все тот же Луи Восель напечатал в газете «Эр Нувель» статью, в которой отметил высокий уровень работ Балглея, «этого мистика, взгляд которого обращен вглубь себя самого». Успех выставки и поддержка жены придали Балглею уверенности в себе.
Семейная жизнь благотворно подействовала на Балглея, и к 1928 году цветовая палитра его картин стала более светлой и нежной, близкой к тонам импрессионистов. Но не следует считать, что он просто следовал проторенным путем. Балглей продолжал свои искания, он по-прежнему исследовал человеческую душу. В это время художник написал несколько прекрасных портретов жены и дочерей, полных любви и света. Он часто уезжал за город, где писал прекрасные пейзажи.
Единственное, что омрачило последние годы жизни художника, — это постоянные боли в сердце. Когда разразился кризис и были отозваны уже подписанные контракты, он тяжело перенес этот удар, что сказалось на его здоровье. Жена всячески старалась приободрить его, но болезнь оказалась сильнее. Последние письма Балглея адресованы жене и дочери, они полны любви и нежности.
14 июня 1934 года после острейшего сердечного кризиса Яков Балглей скончался. Его похоронили на парижском кладбище Пер-Лашез.
Юрий Абдурахманов, журналист, переводчик
Хотите оставить комментарий? Пожалуйста, авторизуйтесь.